Лиловые орхидеи

Мой план работает как нельзя лучше. Пять дней в неделю. Я буду видеть ее каждый будний день на протяжении всего семестра, и если повезет, то смогу добавить к этому еще и совместную подготовку к семинарам на выходных. Мой куратор очень постарался, чтобы вписать в мое новое расписание те два курса, которые я хотел посещать вместе с ней, – чтобы мы регулярно общались лично. Да, признаю, у университетских спортсменов есть дополнительные привилегии. Например, приоритетная запись на курсы.

Во вторник, когда я вхожу в аудиторию, где проходит ее лекция по киноведению, Бэйлор смеется. Вслух. Черт! Ее хриплый смех бьет меня прямо в пах, сгибая пополам и вызывая неуемное желание слышать его снова и снова.

Я прошмыгиваю на пустое место рядом с ней. Мы стараемся слушать профессора, но, судя по каракулям в ее тетради, кажется, она испытывает такое же сексуальное напряжение от того, что сидит в полуметре от меня, как и я.

– Напряженное расписание, говоришь? – говорит она, когда мы выходим из аудитории.

Я пожимаю плечами.

– Говорят, по этому курсу нужно писать много работ. Это напрягает, – говорю я. – И еще нам надо будет посмотреть хренову тучу фильмов. Думаю, нам надо составить график.

– График чего? – спрашивает она.

– График просмотра фильмов, – говорю я. – Вечер четверга тебе подходит?

Я бы предложил пятницу или субботу, но не хочу, чтобы это выглядело слишком прямолинейно и было слишком похоже на свидание, – мне нужно придерживаться своего плана.

– Хм, – удивленно произносит она.

Бэйлор смотрит на длинный список фильмов в программе курса.

– Ты хочешь посмотреть их вместе?

– Ну да, почему бы и нет? – спрашиваю я. – От этого просмотр, – я смотрю на ее список, – э‐э‐э… «Гражданина Кейна» станет чуть более выносимым, правда же? Он хоть цветной?

Она улыбается мне:

– Четверг мне подходит.

Да! Вторая часть моего плана начинает осуществляться.

– Слушай, Гэвин, – говорит она с серьезным лицом, – а ты не отстанешь по программе политологии, если возьмешь слишком много курсов по выбору?

– Это курсы не по выбору, Бэйлор, – объясняю я ей. – Я больше не специализируюсь на политологии.

Она широко открывает глаза от удивления.

– Да? Правда? С каких это пор?

– Одна знакомая мне очень философская девушка сказала что-то вроде того, что я пожалею о самом своем существовании, если не буду следовать за своей мечтой, – объясняю я. – Вот я и подумал: да и правда, какого черта! А то, что это ужасно разозлит моего отца, – так это просто еще один дополнительный бонус.

– О боже, Гэвин! Ты перевелся на кинопроизводство?

Ее глаза сияют от восторга. Одно только это выражение на ее лице стоит того, чтобы немного вернуться назад и пройти несколько дурацких курсов. Бэйлор выглядит так, словно она мной гордится. Словно я и правда могу быть кем-то, а не жить в тени амбициозной политической карьеры своего отца. У моей мамы было такое же выражение лица, когда я ей все рассказал.

– Ну, точное название степени, которую я получу, – «Бакалавр искусств в сфере кинематографии», но в целом да, кинопроизводство, – говорю я, подражая ее веселью.

Она наклоняется и обнимает меня.

– Это прекрасно, Гэвин! Ты, наверное, так рад!

Я был рад сменить специальность. Теперь я рад, что у нее нашлась причина для того, чтобы меня обнять. Я с радостью прижимаю Бэйлор к себе, размышляя, как долго можно ее обнимать, чтобы это не показалось неуместным и не спугнуло ее. Интересно, думает ли она о том же? Кажется, она тоже не очень спешит от меня отстраниться. Я вдыхаю фруктовый аромат ее волос, по которому тосковал с того самого дня, когда впервые его почувствовал, – а может, и задолго до этого. Все мое тело гудит от электричества, а я наслаждаюсь тем, как хорошо мы друг другу подходим. Она гораздо ниже меня. Ростом Бэйлор не выше ста шестидесяти сантиметров, но то, как ее макушка идеально лежит у меня под подбородком, и то, как мои руки обхватывают ее тело, закрывая его со всех сторон, кажется просто… правильным.

Наконец мы размыкаем объятия – слишком долгие для дружеских, но недостаточно долгие, чтобы иметь какое-то другое значение. Я смотрю на нее, и я готов поклясться, что ее глаза приняли изумрудный оттенок – такой же, как у футболки, которая сейчас на мне. Она совсем близко. Она всегда должна быть так близко. Ее глаза всегда должны отражать цвет моей одежды. Это что-то вроде моей личной метки. Я осознаю, что пристально смотрю на нее и что она краснеет.

– Ты очень высокий, – говорит она, пытаясь сбросить чрезмерное сексуальное напряжение между нами.

– Может, это просто ты низенькая, – парирую я.

– Нет. – Она качает головой: – Я идеального размера, Макбрайд.

«Это точно. Идеального для меня», – думаю я.

Я провожаю ее на следующую лекцию. Мне даже не нужно спрашивать, в какой она аудитории.

А она не спрашивает, откуда мне это известно.

– Что ты сделал?! – Карен почти кричит на меня, когда я объясняю, почему не явился на занятие по правительственной деятельности, на которое мы должны были ходить вместе.