Лимонный стол

Жан-Этьен Делакур сидел на узкой кровати девушки. Что-то мутилось у него в уме. Мир выглядел менее осмысленным, чем следовало бы. Ребенок при условии, что он перенесет все опасности родов, будет внуком Лагранжа. «То, что он не пожелал сказать мне, то, что мать Жанны скрыла от него, то, что я, в свою очередь, не сказал Жанне. Мы издаем законы, но пчелы все равно роятся, кролики убегают в другой садок, голубь улетает в чужую голубятню».

— Когда я был игроком, — наконец сказал он, — люди меня порицали. Они считали это пороком. А я так не думал. Для меня это было приложением логического мерила к человеческому поведению. Когда я был гурманом, люди считали это чревоугодием. А я так не думал. Мне это казалось рациональным подходом к человеческому получению удовольствия.

Он посмотрел на нее. Она, казалось, совершенно не понимала то, что он говорил. Ну, это была его собственная вина.

— Жанна, — сказал он, беря ее за руку, — тебе не надо страшиться за своего ребенка. Страшиться, как твоя мать. В этом нет необходимости.

— Да, сударь.

За ужином он слушал лепет своего взрослого сына и не захотел указывать на всякие идиотизмы и поправлять их. Он жевал свой кусок коры, но без аппетита. Потом молоко в его чашке отдавало привкусом медной кастрюли, его тушеный латук вонял навозной кучей, его яблоко сорта ранет текстурой напоминало подушку, набитую конским волосом. Утром, когда его нашли, льняной ночной колпак был зажат в его правой руке, но собирался ли он надеть его или по какой-то причине захотел его снять, никто сказать не мог.

Знать французский[18]