Линия красоты

Он это видел и за ужином, во время ожидаемого окольного разговора о Джеральде, был угрюм и рассеян. Он кисло соглашался с шутливыми упреками в его адрес и говорил о нем так, словно никогда его особенно не любил. От этого ему становилось еще более стыдно и неловко. После ужина отец и мать обычным порядком уселись перед телевизором: по Ай-ти-ви повторяли «Седли». «Только подумать, — в который раз повторила Дот, — наш сын знаком с Патриком Грейсоном!» — а Ник подумал про себя: ты бы только знала, мама, что это за кошмарный старый пидор.

Спать легли удивительно рано, когда за окном еще вовсю цвели вечерние сумерки; Ник крикнул: «Спокойной ночи!» — и захлопнул дверь, оставшись наедине с нелепым чувством потери и предательства, словно настоящими его родителями были Джеральд и Рэйчел, а не почтенные старики, отходящие сейчас ко сну в соседней спальне. Несколько минут спустя через стену до него донесся храп отца и тихий скрип кровати матери — должно быть, Дот, по обыкновению, поворачивалась набок и натягивала одеяло на уши. Рэйчел как-то раз шутливо пожаловалась Нику на то, что Джеральд храпит: «От него столько шума!» — сказала она. То, что он видел сегодня, не шло у него из головы; снова и снова с каким-то мазохистским удовольствием он рассматривал эту ситуацию с разных сторон. В конце концов, может быть, он просто ханжа? Ему вспомнились регулярные наезды Джеральда в Барвик — всегда с Пенни и почти всегда без Рэйчел. Значит, все его «отвращение» к Барвику, жалобы на необходимость встреч с Арчи Мэннингом — лишь ловкая маскировка… А как же в Лондоне? Нет, наверное, дома они этим не занимаются — слишком велик риск разоблачения. Да полно, в самом ли деле они любовники? Разве Пенни — из таких девушек? Может быть, тому, что он видел в отеле, можно найти какое-то иное объяснение? Но другого объяснения не находилось. Он задумался о том, храпит ли сейчас Джеральд — и при мысли о том, чем может сейчас заниматься парламентарий, мучительно покраснел. А если и храпит, должно быть, его любовница считает это вполне терпимой платой за недозволительную связь… Тут Ник остановился и приказал себе прекратить эти фантазии.

Немного позже он проснулся. Дом был погружен в тишину, и осознание происшедшего придавило Ника с новой силой: взрослая горечь от пошлости этой ситуации смешалась в нем с детским отчаянием. Теперь эта тайна стала и его тайной — секретом, который он обязан хранить, сам того не желая, предавая Рэйчел, чтобы сохранить верность Джеральду. Он долго лежал без сна, вслушиваясь в обманчивую тишину: если прислушаться, за ее покровом можно было различить звуки — вздыхал за окном старый тополь, грустно посвистывали водопроводные трубы, и еще доносился бог весть откуда едва слышный ритмичный стук, словно хлопали двери в несуществующих крыльях дома.

11

(1)

— Посмотрите налево, — сказал Тоби, — увидите château[8].

И притормозил, чтобы они могли разглядеть мелькнувшие в прогале между деревьями крутые черепичные крыши, пурпурно-черный кирпич, застекленные окна, целеустремленность и жесткость девятнадцатого столетия.

— Точно, — сказал Уани. — Но он ведь больше не ваш?

— После войны дедушка его продал, — ответил Тоби.

— А кто теперь там живет? — спросил Ник, которому неоготика всегда казалась куда привлекательнее собственно готики. — Может быть, можно зайти внутрь?

— Теперь там дом престарелых для жандармов на пенсии, — ответил Тоби. — Я там был, там довольно мрачно.

— A-а, — с сомнением сказал Ник.

— Они не доставляют вам неприятностей? — поинтересовался Уани.

— Иногда, бывает, шумят, — ответил Тоби. — Пару раз нам даже приходилось вызывать полицию, — и, поймав взгляд Ника в зеркало заднего вида, улыбнулся той беззаботной и сонной улыбкой, от которой Нику всегда хотелось покрепче его обнять.

— А этот дом, куда мы едем… — спросил Уани.

— Manoir[9]… это дом прежних помещиков. Довольно старый, шестнадцатого века, кажется. Ну, вы сами увидите. Не такой большой, как замок, но гораздо симпатичнее. По крайней мере, мы все так считаем.

— Да-а… — протянул Уани с таким видом, словно сам он предпочел бы замок, но готов был удовлетвориться и особняком. — Он сейчас принадлежит Лайонел)?

— Ну, в общем-то, да, — ответил Тоби.

Уани смотрел в окно, словно мысленно прикидывая стоимость поместья.

— И в один прекрасный день, старина, все это достанется тебе, — проговорил он с благодушной завистью.

— Да, мне и, конечно, сестренке.

Ник попытался представить мир, в котором нет Джеральда и Рэйчел, и не смог.

— А сейчас кто здесь живет? — спросил Уани.

— Прямо сейчас — мама, папа, я, Кэтрин… ну и Джаспер, конечно.

— А, этот ее приятель…

— Да. Ты с ним, кажется, знаком. Он продает недвижимость.

— Да, знаю, о ком ты говоришь, — ответил Уани.

— Джаспер с папой настоящими друзьями сделались. Боюсь, как бы Джаспер не уговорил его выставить на продажу наш дом.