Линия красоты

— Ух ты! — сказал Брэд. — Значит, ты тоже когда-нибудь лордом станешь?

Наступило неловкое молчание; наконец Уани сказал:

— Это не передается по наследству. Кстати, Трит, что это ты пьешь?

— Ох, не спрашивай! — торопливо вмешался Брэд.

— Это… как его зовут — Хамфри? Последнее изобретение Хамфри. Называется «Черный понедельник».

Уани снова улыбнулся широкой саркастической улыбкой.

— Быстро же он приспосабливается к духу времени, — заметил он. Хамфри был главным барменом в «Гасто», местной знаменитостью. — Да, Хамфри — настоящий умелец. О коктейлях знает все.

— Сейчас я тебе расскажу, что здесь: темный ром, шерри-бренди и самбука. И много-много лимонного сока. Вкус потрясающий! — радостно продолжал Трит.

— Я теперь не пью, — сказал Уани, — но поговорить о выпивке не возражаю.

Наступила заминка. Трит снова начал поправлять шевелюру, а Брэд вздохнул и сказал:

— Да… я вот как раз хотел спросить… — Оба они, кажется, почувствовали облегчение от того, что табу снято и разговор подошел к сути дела.

Уани вздернул подбородок.

— У нас все просто ужасно, — сообщил он, сурово оглядев обоих американцев. — Невероятно: одна из моих компаний за несколько часов потеряла две трети своей стоимости.

— А… а, да, конечно, — выдавил Брэд. — Да, нам сейчас тоже несладко приходится.

— В один день лондонская фондовая биржа потеряла пятьдесят миллиардов.

Трит взглянул ему в лицо, давая понять, что понимает его маневр, но спорить не станет, и сказал:

— У нас индекс Доу-Джонса упал на пятьсот пунктов.

— Да, верно, — сказал Уани. — Ну, тут уж вы сами виноваты.

Брэд спорить не стал, однако заметил, что ужас, сколько народу на Уолл-стрит оказалось без работы.

— И черт с ними, — сказал Уани. — Все вернется на круги своя. Так всегда бывает. Все возвращается. Все всегда возвращается.

— Сейчас для всех нас трудные времена, — поспешно проговорил Ник.

Уани бросил на него насмешливый взгляд и сказал:

— Ничего, выживем.

После этого заговаривать о смертельной болезни было уже невозможно. Ник заметил, что американцы украдкой обмениваются недоумевающими взглядами, и догадался, о чем они думают. Когда они встречались с Уани в последний раз, он собирался жениться.

За обедом Брэд, как и Уани, пил только воду, а Ник и Трит заказали на двоих бутылку шабли. Трит часто касался руки Ника и пытался вовлечь его в тихую приватную беседу; Ник, по возможности, следил за тем, чтобы разговор оставался общим. Всем было тяжело и неловко из-за поведения Уани. Казалось, он понимает, что им неуютно с ним рядом, и наслаждается этим. Брэд и Трит задавали вопросы и сияли натужно-благодарными улыбками, когда Уани расщедривался на ответ. Если отвечал Ник, Уани выслушивал его, а затем безразличным тоном выдавал какое-нибудь дополнение или поправку. Он подхватывал разговор, занимал в нем ведущую роль — и тут же умолкал, презрительно улыбаясь в ответ на вопросительные и заинтересованные взгляды слушателей, словно поражаясь, что они могут придавать значение таким глупостям. Ел он очень мало: чувствовалось, что ему отвратительны и дорогие блюда, и собственная неспособность ими наслаждаться. Должно быть, кусочки цыпленка и полупрозрачные ломтики кабачков казались ему символами мира наслаждений, куда вход ему отныне был закрыт. Ник заметил, что несколько раз за вечер он хватался за край стола и судорожно сжимал его, словно борясь с желанием сдернуть на пол скатерть вместе со всем этим великолепием.

Наконец зашла речь о фильме; сам Ник стеснялся об этом заговаривать, поскольку проект принадлежал ему. Несколько месяцев он сочинял сценарий, чувствуя себя при этом так, словно пишет во второй раз саму книгу, и теперь страстно желал и страстно боялся похвалы. Часто он пытался представить, что за фильм у них получится: воображал, как смотрит его в переполненном зале кинотеатра «Керзон», как публика согласно и благодарно ахает в знак признания его таланта; честно сказать, он предпочел бы и съемками заняться сам. Лежа по ночам без сна, он выдумывал рецензию Филиппа Френча.

Не так давно вышел еще один фильм по Джеймсу, «Бостонцы», и главную роль в нем сыграл тот же актер, что играл Супермена.

— Нетрудно представить, — говорил Ник, — иронию, не говоря уж об изумлении, самого Мастера, если бы он об этом узнал…

Однако его слушатели едва ли представляли возможную реакцию Джеймса так же хорошо, как он сам.

— Кстати, нам очень понравились ваши письма, — сказал Трит и снова сжал его руку. — Они такие английские!

— Да, наверное, стоит поговорить о… о нашем фильме, — сказал Брэд.

Принесли десерт — множество разнообразных сладостей на широких бледно-розовых блюдах. Уани смотрел на эти блюда так, словно и десерт, и фильм были для него равно недостижимы.

— Или, может быть, лучше на следующей неделе…

— Думаю, лучше сейчас, — с сильно бьющимся сердцем проговорил Ник.

Ему вдруг показалось невероятным, что исполнение его заветной мечты, воплощение лучшего плода его страсти к Генри Джеймсу, зависит от сотрудничества с этими двумя идиотами. Мелькнула мысль: может быть, еще не поздно отступить?