Линия красоты

Она шагнула вперед, и Ник, словно марионетка на веревочках, начал спускаться ей навстречу. Он чувствовал, что должен принять на себя удар, направленный на Рэйчел. Айлин протянула ему газету: на первой полосе Ник увидел свое лицо, подумал: «Нет, на это я взгляну позже» — и поднял глаза к заголовку. Прочитал его раз, другой, ничего не понял и снова перевел взгляд на свою фотографию рядом с фотографией Уани. Для самой статьи почти не оставалось места. Заголовок гласил: «Сын пэра болен СПИДом!» — и Ник вдруг ощутил острую жалость к Бертрану. Ниже шел подзаголовок: «Гомосексуальная связь ведет в дом министра!» Что же это такое? Зачем они так пишут, что ничего нельзя понять? Вдруг показалось, что перила куда-то исчезли и пол рвется ему навстречу — должно быть, так бывает, когда падаешь в обморок; вот только Ник никуда не падал и сознание его оставалось ясным — блаженство забытья было ему не дано. Он нащупал перила и принялся читать статью, чувствуя, как с каждым словом все глубже вонзается в грудь и проворачивается там тяжелый острый кол.

(2)

— Черт возьми, Ник! — говорил на следующее утро Тоби.

Ник закусил губу:

— Знаю…

— Мне и в голову не приходило! Да и никому из нас… — Он отшвырнул на обеденный стол номер «Тудей» и откинулся на спинку кресла.

— Котенку — пришло, — ответил Ник, остро сознавая, что в последний раз использует свое право называть Кэтрин ласковым домашним прозвищем. — В прошлом году, во Франции, она обо всем догадалась.

Тоби бросил на него долгий тяжелый взгляд; Ник понял, что он вспоминает о том лете, о долгом дне у бассейна, о выпивке и совместной дреме на берегу.

— Уж мне-то мог бы сказать. Я думал, ты мне доверяешь! — Все верно: в тот день Тоби открыл Нику свой интимный секрет — и имел право ожидать взаимности. — Господи, двое моих лучших друзей!.. Я себя чувствую полным болваном!

— Дорогой, я с первого дня мечтал тебе рассказать… — Тоби только насупился в ответ. — Но Уани об этом и слышать не хотел. — Ник робко взглянул на старого друга. — Я знаю, люди очень обижаются, узнав, что от них что-то скрыли. Но это ведь не имеет никакого отношения к тому, нравится тебе человек или не нравится, доверяешь ему или нет. Раз есть секрет, его нельзя рассказывать. Не важно кому. Никому нельзя.

— Угу. А теперь это! — Тоби потянул к себе со стола выпуск «Сан». — «Гомосексуальные оргии в загородном доме парламентария»! — И гневно отшвырнул газету.

— Забавное же у них представление об оргиях, — проговорил Ник, надеясь хоть немного разрядить атмосферу.

— По-твоему, это забавно? — вскинулся Тоби и тут же обреченно покачал головой, словно говоря: «Подумать только — и я ему доверял!»

Он встал и отошел к дальнему концу стола. В гостиной царила сумрачная атмосфера тягучего и нескончаемого дня: сквозь щели в ставнях било солнце, и позолота настенных ламп отливала в его лучах красноватым светом. Тоби стоял, повернувшись спиной к портрету работы Ленбаха — своему прадедушке, кажется? — плотному буржуа в застегнутом на все пуговицы черном пиджаке. Ник, всегда зорко подмечавший семейное сходство, видел, что с годами Тоби становится все больше похож на своих предков. Сегодня на нем были темный костюм, синяя рубашка и красный галстук. Он собирался на деловую встречу и с Ником разговаривал тоже по-деловому и, казалось, разделял с прадедом уважение к очевидной важности бизнеса и презрительное изумление перед скандалами последней недели.

— Боже мой, Тоби, мне так жаль! — сказал Ник.

— Еще бы! — ответил Тоби и глубоко, даже с какой-то угрозой, вздохнул. Чтобы скрыть неловкость, он оперся о стол и вновь принялся листать газету. — Сначала это мошенничество с акциями, потом папа и Пенни, теперь вы с Уради, да еще и эта чертова болезнь…

— Ты же знал, что у Уани СПИД.

— М-да… — неуверенно протянул Тоби. Затем, одновременно решительно и рассеянно, принялся складывать газеты в стопку. — И в довершение всего сестренка совсем с катушек съехала!

— Да, она все это и устроила.

— Такое впечатление, что она ненавидит папу.

— Трудно сказать…

— И тебя тоже. Не понимаю, как она могла?..

Давний разговор у озера, серьезное «взрослое» объяснение…

— Нет, не думаю, что она нас ненавидит, — ответил Ник. — Просто целые сутки не принимала лития, вот ей и захотелось сказать правду. По большому счету она ведь только этого всегда и хотела — говорить правду. Нет, она не желала нам зла. И не ее вина, что ее правду услышали враги Джеральда.

— Как бы там ни было, это конец, — упрямо подытожил Тоби. Он очень старался сохранять хмурую неприступность, но Ник заметил, как уголки его рта задергались и на секунду поползли вниз.

— Да, наверное, это конец, — согласился Ник.

Он понимал: для Тоби сейчас неприятнее всего то, что его, как выяснилось, все вокруг обманывали — или не доверяли ему, что, в сущности, одно и то же. Было очень жаль его, и все же Ник с трудом подавлял странное и неуместное желание улыбнуться над его простодушием.

— В «Индепендент», надо сказать, снимки очень хороши, — заметил Тоби. — Они молодцы.

— Да, «Телеграф» по сравнению с ними совершенно не смотрится.