Читаем Линия красоты полностью

Сам Ник в душе посмеивался над этой претенциозной квартирой, однако уже успел ее полюбить — так же, как любил дом Федденов, за мечту о богатстве, которую разделял и сам, и за то, что здесь жил его любимый. Ему нравились комфорт и удобство, свойственные богатым домам, нравилось, что все в этом доме призвано успокаивать, ласкать и тонко льстить. Нравилась всепонимающая глубина диванов, а в ванной комнате — скользящий свет, играющий бликами огромной ванны: никогда и нигде Ник не выглядел так хорошо, как здесь, когда брился или чистил зубы. Разумеется, дом вульгарен, как почти все постмодернистское, — и тем не менее жить здесь очень приятно. Не смущало Ника даже то, что холл, с туманными отражениями серых колпаков-абажуров в мраморных стенах цвета бычьей крови, очень напоминал уборную в ресторане — пусть и очень шикарном и дорогом.

Время от времени Ник спал здесь, на фантастической кровати под балдахином, меж бесчисленных подушек. Двойной змеевидный изгиб повторялся здесь в очертаниях зеркал, и ламп, и шкафов, похожих на готические исповедальни, но громче всего заявлял о себе на балдахине: здесь две змеевидные линии скрещивались и переплетались, поддерживая корону, похожую на большую деревянную капусту. Это Ник, лежа на этой самой кровати и мучаясь той неловкостью, что обычно ощущали они оба после занятий любовью, предложил Уани назвать свою киностудию «Линия S»: звучит красиво, сказал он, одновременно и экзотично, и очень по-английски — так, как тебе нравится. После секса Уани как-то грустнел и отстранялся, словно ему делалось вдруг неловко. Вот и сейчас он лежал отвернувшись. Чувствуя необходимость подбодрить себя, Ник вспоминал свои светские успехи, остроумные замечания, вовремя рассказанные анекдоты. Мысленно он объяснял идею «линии S» какому-нибудь доброму другу — герцогине, или Кэтрин, или воображаемому любовнику. Двойной змеевидный изгиб буквы S, говорил он, — это то самое, что Хогарт называл «линией красоты»: проблеск инстинкта, два напряжения, сплетенные в одно текучее и неразрывное движение. Он протянул руку и погладил Уани по спине, подумав при этом, что Хогарт приводил в пример арфы, ветви, кости, но промолчал о самом прекрасном образчике — человеческой плоти. Не настало ли время для нового «Анализа красоты»?

На втором этаже располагалась «библиотека», дань неогеоргианскому стилю, с одной стеной, окрашенной в черное, и массивными книжными полками. Кроме книг, которых здесь было немного, полки украшали несколько фотографий в рамках, большой стеклянный графин и модель автомобиля. Здесь можно было найти книги по садоводству, альбомы фотографий кинозвезд, популярные биографии и сочинения, попавшие сюда по знакомству Уани с авторами — например, «Плавание» Теда Хита или первый, «в самом деле, довольно неплохой» роман Ната Хэнмера «Свинарник». Еще был в этой комнате настоящий георгианский письменный стол, диван, телевизор во всю стену и видеомагнитофон с быстрой перемоткой. Именно здесь, через несколько дней после случая с Рики — случая, заставившего Ника о многом задуматься, — Уани, присев за георгианский стол, выписал чек на пять тысяч фунтов на имя Николаса Геста.

Ник смотрел на чек с восторгом и подозрением. Протянул руку, небрежно взял, уже зная, что скорее умрет, чем позволит отнять у себя это сокровище. Сказал:

— Ради бога, Уани, к чему это?

— Что? — переспросил Уани, как будто уже об этом забыл — однако по голосу его чувствовалось, что он тоже взволнован. — Да просто обрыдло постоянно за тебя платить.

Он явно тщательно выбирал слова, и Ник почувствовал, что за его грубостью скрывается нежность. Однако не оставляло его смутное неприятное чувство, словно он спьяну или под кайфом заключил какую-то сделку, а теперь о ней позабыл.

— Знаешь, это неправильно… — проговорил он, уже представляя, как ведет Тоби, или Ната, или еще кого-нибудь из приятелей в «Бетти» или в «Ла Ступенду», достает кредитную карточку и расплачивается за всех…

— Правда? Ну, тогда никому не говори, — легко ответил Уани. Он вставил в разъем видеомагнитофона кассету и, подобрав с дивана пульт дистанционного управления, защелкал кнопками. — Только смотри, не промотай все за неделю на порошок.

— Конечно, нет, — ответил Ник, мгновенно подсчитав, что, если ему придется платить за это удовольствие самому, пять тысяч кончатся очень быстро. Но он понимал, что Уани просто его поддразнивает. — Я их куда-нибудь вложу, — пообещал он.

— Вот и отлично, — ответил Уани. — Отдашь, когда получишь прибыль.

Ник фыркнул, показывая, что само такое предположение необыкновенно его смешит.

— Спасибо, мой милый, — сказал он, убрал чек в карман и подошел к Уани, чтобы его поцеловать.

Тот подставил щеку, словно любящий, но занятой родитель. Ник коснулся губами его щеки и тихо пошел прочь из комнаты. На экране уже разворачивалась любимая сцена Уани из «Большого члена»: мужчина в черном проводит жестокий эксперимент на возбужденном маленьком блондине.

— О, бэби! — тихонько простонал Уани; но Ник знал, что он здесь не нужен.


Перейти на страницу:

Все книги серии Букеровская премия

Белый Тигр
Белый Тигр

Балрам по прозвищу Белый Тигр — простой парень из типичной индийской деревни, бедняк из бедняков. В семье его нет никакой собственности, кроме лачуги и тележки. Среди своих братьев и сестер Балрам — самый смекалистый и сообразительный. Он явно достоин лучшей участи, чем та, что уготована его ровесникам в деревне.Белый Тигр вырывается в город, где его ждут невиданные и страшные приключения, где он круто изменит свою судьбу, где опустится на самое дно, а потом взлетит на самый верх. Но «Белый Тигр» — вовсе не типичная индийская мелодрама про миллионера из трущоб, нет, это революционная книга, цель которой — разбить шаблонные представления об Индии, показать ее такой, какая она на самом деле. Это страна, где Свет каждый день отступает перед Мраком, где страх и ужас идут рука об руку с весельем и шутками.«Белый Тигр» вызвал во всем мире целую волну эмоций, одни возмущаются, другие рукоплещут смелости и таланту молодого писателя. К последним присоединилось и жюри премии «Букер», отдав главный книжный приз 2008 года Аравинду Адиге и его великолепному роману. В «Белом Тигре» есть все: острые и оригинальные идеи, блестящий слог, ирония и шутки, истинные чувства, но главное в книге — свобода и правда.

Аравинд Адига

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее