Линия мести

Максим Григорьевич обошел каждого присутствующего и раздал нам скрепленные листы альбомного формата с текстом. Как и рассказывала мне Аня, то были задания с вариантами ответов, которые следовало заполнить. Я быстро проглядела все листы. Первый тест был посвящен вопросам, которые должны были выявить наличие у человека депрессии, в другом тесте содержались вопросы на общее самочувствие и состояние пациента. Далее следовали тесты на внимание, память и сообразительность. На последнем листе я нашла несколько логических задачек, которые обычно дают детям в школе. Ознакомившись с листами, я принялась заполнять их. С этой задачей я справилась быстрее остальных пациентов, чуть позже тесты закончил Андрей. Оля даже не читала их — просто сидела с листами в руках и молча смотрела в пол. Если бы я не знала, что она так сильно переживает по поводу смерти своего мужа, то решила бы, что женщина находится под действием каких-то наркотических веществ. Производила она впечатление умственно отсталого человека.

Максим Григорьевич собрал листы у всех, кто заполнил тесты, а пока остальные доделывали работу, быстро проглядел их. Несколько раз он посмотрел на Олю, вероятно, раздумывая, как расшевелить ее. Даже не знаю, что бы я сделала на его месте с такой пациенткой. Но на то он и психолог, чтобы решать столь сложные задачи. Если Олю выпишут в таком состоянии, то не удивлюсь, если она повторит попытку свести счеты с жизнью.

Наконец все листы оказались заполненными, и Максим Григорьевич приступил к следующей части сеанса.

— Теперь я хочу, чтобы каждый из присутствующих по очереди назвал свое имя и рассказал, что с ним произошло, какие чувства он испытывает, о чем сожалеет и что хочет от жизни. Начнем с вас. — Он повернулся в сторону мужчины на костылях, которого я неоднократно видела в столовой. Тот сперва заколебался, однако, видя, что все взгляды пациентов обращены к нему, проговорил:

— Меня зовут Юрий Антонович, — начал он. — Попал в больницу по случайности. Несчастный случай, глупый… Занимался ремонтом дома, полез на стремянку, она упала. В результате перелом ноги и большие гематомы. На вопрос, о чем я сожалею, думаю, ответ понятен — естественно, я сожалею о том, что не установил стремянку как следует, не проверил… В общем, сам виноват, вот и результат.

— Как вы можете оценить ваше состояние? Я имею в виду психическое. Вас что-нибудь беспокоит, тревожит?

— Тревожит, конечно, — кивнул мужчина. — Кто будет ремонтом заниматься? У меня жена и двое детей, а дома ничего не сделано. Нанимать строителей — денег нет. Вот что меня тревожит.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Максим Григорьевич. — Теперь очередь ваша, представьтесь, пожалуйста.

Сидящая рядом соседка Юрия Антоновича назвала свое имя и поведала свою историю. Оказывается, она попала в больницу из-за несчастного случая — ее сбила машина. Видимо, травмировала она не только левую лодыжку, но и голову — дама показалась мне слишком странной, так как она долго и путано говорила о том, что у ее дочери сложности с математикой, а учительница придирается и ничего не объясняет. В принципе, нет ничего такого необычного в том, что мать переживает за успехи ребенка, если б только женщина по десять раз не говорила одно и то же. Максим Григорьевич сперва слушал пациентку внимательно, однако, когда он попытался задать ей какой-то вопрос по поводу ее нынешнего самочувствия, та проигнорировала психолога и продолжила монотонный рассказ про свою дочь. Максим Григорьевич деликатно подождал, когда она пойдет по третьему кругу, потом вежливо закончил:

— Хорошо, я вас понимаю. Давайте пойдем дальше… Кто у нас следующий?

— Напоминает безумное чаепитие у Мартовского Зайца из «Алисы в Стране чудес», — прошептала я, обращаясь к Андрею. — Такое ощущение, что здесь сплошные психопаты.

— Не знаю, как насчет остальных, но у этой мамаши точно сдвиг по фазе на теме ее дочки, — согласился со мной Анин брат. — Точно, как будто мы находимся в психиатрической лечебнице.

Однако «странной» оказалась только одна эта дама — все остальные пациенты не производили впечатления невменяемых, вполне спокойно рассказывали про свои злоключения, в результате которых они оказались в клинике. Счеты с жизнью по собственной воле решила свести только моя соседка по палате — остальных в лечебницу привели несчастные случаи и автокатастрофы. Когда очередь дошла до Оли, она не вымолвила ни слова. Все попытки Максима Григорьевича разговорить ее не увенчались успехом. Единственная фраза, которую она тихо произнесла, ни к кому не обращаясь, была той же самой, что она сказала психологу в нашей палате: «Я не хочу жить без Коли». Максим Григорьевич сдался и предложил мне рассказать о себе. Я пожала плечами, назвала свое имя и сказала, что оказалась в больнице из-за несчастного случая. Чувствую себя хорошо, кошмары были, но я их не помню и вообще у меня все чудесно.

Максим Григорьевич смотрел на меня подозрительно и, когда я закончила свое весьма позитивное повествование, поинтересовался: