Линия раздела (СИ)

-- Значит, выпивал ты вчера с Ритой, а не с солдатами. – мама облегченно вздохнула.

-- Вот! Тебя это радует! Да, мы выпивали с Ритой, Андреем и Владом. А если бы с солдатами, тебя бы это огорчило. Так?

-- Да. Но не по той причине, Кирюша, о которой ты думаешь. Вот совсем не по той.

-- Ну поясни. Я буду рад думать о тебе хорошо. Потому что своим выпадом на солдат ты меня расстроила. Правда. Мне и так после вчерашнего не очень хорошо, а тут еще смотрю на тебя, а вижу... Твоего мужа.

Кирилл впервые назвал полковника Рощина не отцом, как все привыкли, а мужем мамы. Он невольно запнулся, испытав что-то похожее на испуг. Словно от этого изменения само Мироздание могло дать трещину.

-- Извини, – тут же произнес он.

Мама не ответила. Она взяла открытую банку с консервами и ложкой, в три приема, выгребла ее содержимое в тарелку. Кирилл понял, что перегнул палку. Ему ничего не оставалось, кроме как тоже взяться за еду. На нее противно было даже смотреть, но, пересилив себя и сделав первый глоток, он сразу почувствовал себя лучше.

-- Я поясню, -- негромко произнесла мама. – Честно говоря, я не хотела этого разговора. Я бы предпочла, чтобы все развивалось само собой. Но как вышло, так вышло. Да и все к лучшему. Как бы оно само развивалось, неизвестно. А так ты будешь знать, какого развития хотела бы я. И, возможно, это повлияет на принимаемые тобой решения.

-- Хорошо. – Кирилл взял металлическую кружку с горячим чаем, и осторожно сделал глоток.

-- Буду честна с тобой. Я не жду от жизни в бункере ничего хорошего. Нас сюда пригнал страх. И он же будет тут всю жизнь управлять нами.

-- А за стенами разве не страх? – удивился Кирилл.

-- За стенами, как и всегда в реальном мире, ничего не предначертано. Жизнь – это всегда набор шансов, часть из которых мы реализуем, а часть упускаем ввиду ряда причин. Чем реальность отличается от книги? Сюжет книги выстроен автором, он предначертан, и всему быть, как пожелает автор. Хорошо, ли плохо ли – зависит только от автора. А в жизни нет. Жизнь постоянно, ежесекундно, предоставляет нам целый набор из шансов. И реализовать можно любой, сделав жизнь такой, как тебе нужно, а не кому-то другому. Но тут, в бункере, будет как в книге. И автором всех сюжетов хороших или плохих, будет руководство вообще, и начальник гарнизона в частности. А он не показался мне хорошим человеком, если честно. Мне показалось, что на этой службе он развил колоссальный комплекс неполноценности. Ну сам подумай, каково служить в полковничьей должности в такой дыре, как полузаброшенный старый бункер, который, скорее всего, вообще никому никогда не понадобится? И вдруг все поменялось. Бункер превратился в пуп мира, а Измайлов в пуп этого бункера. Я не уверена, выдержала бы моя психика в такой ситуации, а уж психика, подорванная комплексом неполноценности, сломается наверняка. Тут ни у тебя, ни у твоих сверстников не будет никаких шансов. Никаких, ты меня понимаешь?

-- Не совсем, -- признался Кирилл. – Разве жизнь в любом государстве, чем-то отличается от порядков в бункере? Разве правители всех мастей, от королей, до вождей первобытных племен, не водят свои народы, как козу на веревке? Разве они не диктуют нормы морали через религиозных деятелей?

-- В том и дело, что ты прав, -- спокойно ответила мама. – До катастрофы жизнь в любой стране была похожа на жизнь в бункере, которая нам всем предстоит. Ну, народу там было побольше, разных вариантов человеческой участи. Но суть, ты прав, та же самая. Я же говорю о том, что теперь мир изменился кардинально. И теперь там, за стенами, некому диктовать свою волю. Там, за стенами, каждому человеку будет дан полный набор шансов. И только сам человек, проявляя личные качества, сможет те или иные шансы реализовать. А здесь нет. Тут все останется, как было раньше, только приобретет еще более уродливые формы из-за съёжившегося масштаба.

-- И что ты предлагаешь? – спросил Кирилл, чувствуя, как у него мурашки пробежали по коже. – Бежать из бункера? Да там же верная смерть! Ты меня, своего сына, на нее толкаешь? Что у тебя в голове? Для этого ты хотела меня познакомить с ребятами?

-- Не повышай голос! – попросила мама. – Нас могут услышать!

-- Хорошо. – Кирилл умолк и принялся за еду.

Но у него ложка в руках дрожала. Он вдруг с сокрушительной очевидностью понял, что его мама, милая, родная мама сошла с ума. И что с ней совершенно бессмысленно спорить, что-то ей доказывать. Лучше соглашаться со всем, чтобы не перевести ее тихое сумасшествие в какую-то другую форму, возможно, буйную. И тогда ее могут принудительно изолировать, или даже убить.

У Кирилла в носу защипало от подступивших слез. Он изо всех сил попытался сдержаться, но не получилось, и пара горячих капель все же скользнули по щекам и упали в тарелку. Кирилл стараясь не привлечь маминого внимания смахнул их рукавом.