Я хотела, чтобы Коул увиделся с Грэйсоном, но я не хотела смотреть конкурс красоты от Марлы. Я почувствовала какую-то странную боль, которую никогда не испытывала прежде в своей жизни, за моими ребрами. Я чувствовала, что боль свертывалась спиралью внутри меня словно какая-то злобная змея, готовая нанести удар. Зависть. Ревность. Я ненавидела себя за это чувство, но я ничего не могла поделать. Я не могла остановить это.
– Я не знала, что они приедут, – сказала я с все еще вымученной улыбкой.
Я была ошеломлена. Может, если бы он меня предупредил, то я бы не была на взводе и не сдерживала все эти эмоции, не давая им выбраться наружу.
Коул понимающе посмотрел на меня. – Я знаю. Я собирался сказать тебе сегодня, но был так занят, что у меня не выпала возможность оповестить тебя.
Я кивнула в ответ, стараясь не быть сумасшедшей дамой, которой я была.
– Ты не возражаешь, если я приду к тебе в большой дом, когда они уедут? – спросил он, и я почувствовала, что мой желудок падает к моим ногам.
Боже мой, я вмешиваюсь не в свои дела. Они здесь собираются заняться семейными делами, а я была здесь лишняя.
Я тяжело сглотнула. – Да, конечно, – я еле-еле выдавила из себя эти слова.
Я бросилась к двери, быстро перебирая ногами, чтобы поскорей выбраться отсюда.
– Рада была познакомиться, – крикнула Марла.
Я быстро, не оборачиваясь, сказала: «Да».
Но я не остановилась. Я не могла, потому что, если я сделала бы это, эта идеальная женщина с ее милым ребенком увидела бы меня сломленной, и за все лето впервые я не хотела быть Эв. Я хотела быть Эверли Вудс. Жесткая как гвозди. Не плакса. Не дерьмовая Эверли. Потому что Эв была слишком заботливая.
– Эв, – окликнул меня Коул.
Я остановилась посреди двора Коула, спиной к нему, мой рот был закрыт, а в нем была сухость. Горечь. Вот какая она была на вкус. Я не могла смотреть на него, так что я не повернулась.
– Я буду через некоторое время, хорошо? – Его голос зазвучал издалека.
Мое горло болело. Я кивнула, но мне не хватило смелости, чтобы повернуться.
И тогда я побежала. Я бежала так быстро, как только могла через расстояние, которое отделяло дома, а потом прямо в дом, и вверх по лестнице в свою комнату, благодарная Джо и Мисси, что уехали на ночь, облегчив тем самым то, что не обязана отвечать на их вопросы.
Я ходила по комнате. Почему Коул так странно говорил? О чем они собирались поговорить? Почему он попросил меня уйти?
Я хотела взять трубку и позвонить Маме Лу. Хотела спросить, что я должна сделать. Если я должна была что-то делать. Мне хотелось плакать и сказать ей, как сильно я люблю Коула. Как одиноко мне было бы, если бы он вернулся к Марле. Только я не могла заставить себя поднять трубку. Я не могла заставить себя быть настолько эмоционально уязвимой. Я уже открылась этим летом Коулу, и посмотрите, что со мной стало. Я уже собираюсь получить мое сердце, разбитое вдребезги. Так что я сделала то, что я делала много раз в своей жизни. Я порылась в моей сумке на дне шкафа, пока не нашла рубашку, которая всегда приносила мне утешение, когда ничто другое не могло облегчить мои страдания, даже фото мамы Коула.
Я надела старую подлатанную рубашку на свою майку, застегивая ее и закатывая рукава до локтей. Я уставилась на нее, изучая заплатки и пробегаясь руками по швам, молясь, чтобы этот потертый кусок ткани, который был старше меня, утешил меня так же, как она делала всю мою жизнь.
Я залезла под простыни и накрылась с головой, лежа в темноте, слишком много вопросов было в моей голове. Слишком много боли в моем сердце.
Глава 28
П
рошел только час, как я попросил Эв уйти домой, но для меня это казалось вечностью. Я видел ее лицо. Я знаю, что она беспокоилась о нас, но не было абсолютно ничего, о чем надо бы волноваться, и мне нужно ей это объяснить. Поэтому я поспешил к Джо, позволил себе войти в дом и подняться в ее комнату. Я тихо постучал в ее комнату, но никто не ответил, поэтому я аккуратно открыл дверь, чтобы не напугать ее.В комнате была кромешная темнота, но я все же смог разглядеть силуэт большого комка посреди кровати. Я подошел к ней и сел, но не смог разглядеть ее лица. Она накрылась полностью вся с головой.
Я повернул к ней небольшую прикроватную лампу и мягко прошептал: “Малыш”.
Я стянул с нее одеяло, открыв спутанные волосы и румяные щеки. Мне хотелось поцеловать эти красные щечки. А также пробежаться рукой по ее запутанным волосам. И я хотел это делать всю свою оставшуюся жизнь. Никто так не задурманивал голову как она. Ни одна женщина не переворачивала мой мир вверх тормашками.
- Просыпайся, милая, - я попытался снова. Я пробежался пальцем по брови, а потом вниз по щеке, перед тем как поцеловать ее лоб.
Она медленно открыла глаза, щурясь от света лампы. - Коул? – она сонно прохрипела.
Глядя на нее, я спросил: - Почему ты уснула? Я же сказал, что скоро приду.
Она закусила губу и посмотрела в сторону. - Я не была уверена, что ты действительно придешь.
- Малыш… – начал я.