Линия судьбы

— Привет, — Шура посмотрела на часы: половина одиннадцатого.

— Где Миша?

— В постели.

— Позовешь?

— Он спит. Ему рано вставать. Если ты помнишь, он ходит во второй класс, — устало заметила Шура.

— Ладно. Обойдемся без приколов. Когда вас ждать? Вы хорошо погостили?

— Мы не гостим, Миша. Мы здесь живем.

— Ты показала характер. Я оценил. Может, хватит? — раздраженно спросил Левитин.

— Ты так и не понял, что у тебя больше нет семьи. Нет, понимаешь? Я подала на развод, скоро получишь повестку.

— Да? Ты думаешь, что меня это трогает? — стараясь придать своему голосу насмешливое выражение, спросил Левитин.

— Я не ставила перед собой задачу тронуть твое сердце по той простой причине, что у тебя его нет. Мне жаль тебя, Миша. Рядом с тобой никогда не будет настоящей женщины, а ты сам никогда не станешь настоящим мужиком. Не мешком с бабками, а мужчиной! — Шура позволила себе говорить на повышенных тонах, потому что ей было безразлично, как отреагирует на это Левитин. Она испытывала облегчение, высказав то, что давно хотело сорваться с языка. — Мы оставляем тебя наедине с бутылкой, общество которой ты так упорно предпочитал нашему. Прощай, бизнесмен. Пусть у тебя все сложится так, как ты того заслуживаешь.

Когда Левитин услышал гудки, он взбесился и едва удержался, чтобы тут же не поехать к Шуре, чтобы разъяснить ей, как нужно разговаривать с мужем. Однако гнев его скоро прошел, пара рюмок коньяка сняла напряжение, убрала раздраженность, вместо нее пришло приятное расслабление. В конце концов он решил, что все, что ни есть, к лучшему. Шура давно перестала интересовать его как женщина, к Мишке он так и не успел по-настоящему привязаться, полюбить. Да, есть у него сын. Один из пунктов всем известной программы. От материальной помощи Левитин не собирался увиливать, а воспитатель из него плохой. Вот Шуре все карты в руки. Пусть лепит из него, что хочет.

Левитин явился в суд по первой же повестке. Оба не собирались публично поливать друг друга грязью и разошлись мирно, не пожелав принять предложенного судьей срока на примирение. Сын оставался с матерью, Михаил не думал возражать. В его бурной, насыщенной делами и развлечениями жизни не было места и времени на воспитание ребенка. Шура была благодарна ему хотя бы за то, что он не стал чинить ей препятствий. Понимая, что он делает это исключительно из безразличия к происходящему, Шура наблюдала за тем, как Левитин прощается с сыном, фамильярно треплет его за щечку, не замечая на лице уже бывшего мужа и тени грусти. Ей же достался легкий кивок и усмешка серо-голубых глаз, в которых читалось: «Надеюсь, ты довольна?»

Сам он решил, что теперь только и начинается настоящая жизнь. Никто не требует отчетов, никому не должен объяснять своих поступков, можно распоряжаться собой по собственному усмотрению, ни на кого не оглядываясь. Эйфория обретенной свободы сопровождалась многодневным запоем. Левитин приходил на работу с отекшим лицом, едва ли вникая в дела. Его помощникам приходилось туго, потому что хозяин вдруг стал неоправданно груб и резок с ними. Он срывался на всех, кто пытался говорить с ним о делах фирмы. Для сотрудников настали тяжелые времена. Раньше закрывавшие глаза на его редкие выходки, люди взбунтовались, и однажды Левитину легло на стол несколько заявлений об уходе. Он читал четко сформулированные фразы, посмеиваясь: ему никто не нужен. Крысы бегут с корабля! Прекрасно. Он подпишет все эти чертовы бумажки. Пусть не думают, что им можно манипулировать, его можно запугать. Он — работодатель, а тех, кто хочет устроиться работать, вокруг очень много. Напрасно Сергей, оказавшийся рядом, как добрый ангел-хранитель пытался образумить его. Левитин был в угаре от собственной значимости и никчемности окружающих. Он был уверен в собственной правоте и силе.

Неприятности не заставили себя ждать. Новый бухгалтер, которого нанял Михаил, оказался некомпетентным, это не могло не сказаться на работе фирм. Первая же аудиторская проверка нашла массу несоответствий в счетах, проводках. Фирме грозили штрафы. Левитин был в ярости. Кроме того, новичкам явно не хватало прилежания и ответственности прежних сотрудников, с которыми Левитин начинал. Быть может, Михаил попросту придирался, вымещая на них раздражительность и разочарование, однако работа стала приносить ему не только радостные эмоции. Деньги перестали быть легкой добычей — они стоили слишком больших нервов. С каждым днем Левитин все чаще отгонял от себя навязчивые мысли о том, что он сделал много ошибок и что они скоро обернутся против него. Началось медленное пробуждение, каждый день которого приносил все новые неприятности.