Линия жизни

Шмидт и Громов перебрались на каяке через очередное разводье. Матрос Иванов возвращался назад, чтобы доставить географа Иванова. Но того отнесло так далеко, что Шмидт мог разглядеть своего товарища только в бинокль. А в это время льдина, на которой находились Шмидт и Громов, все быстрее уплывала на юг. И хотя ее курс проходил мимо острова Мертвого Тюленя, перебраться на него без лодки путники не могли — остров со всех сторон окружала вода.

Но тут им повезло. Неподалеку от островка сел на мель айсберг. И льдина зацепилась за его скользкий бок. Однако это лишь отсрочка. Шмидт и Громов пробуют влезть на айсберг, но не могут забраться по вертикальной ледяной стене. «Остается ждать в мучительном бездействии. Льдина от айсберга скоро оторвалась и понеслась с быстротой хорошей лодки. А двух Ивановых все нет. Наконец, появляются. Матрос вконец устал. Я предлагаю И. М. Иванову (географу) немедленно грести дальше против течения, отвезти Громова на о. Мертвого Тюленя. Он как будто понимает опасность, но тоже устал. Едут, я в бинокль слежу. Расстояние между нами увеличивается, но как ничтожно продвижение на север к островку, мимо которого давно промчалась наша льдина».

В это время матрос Иванов сдает. Он, бывалый моряк, может, один из тех, кто недавно потешался в кубрике над неопытностью в морских делах Шмидта, отказывается дальше бороться за жизнь. Иванов знает, что еще у тех двоих в каяке есть шансы спастись, а он и начальник экспедиции практически обречены.

Через несколько лет Шмидт вспоминал: «Матрос, который был со мною, оказался слабым, лег на снег и сказал, что он никуда не пойдет и ничего делать не будет, потому что все равно умрет». В дневнике этот эпизод описан по-иному. Видимо, только что пережитое не позволяло слишком строго судить товарища по путешествию: «Согреваю матроса моими теплыми вещами, он закусывает. Я высматриваю путь к спасению. Становится все более ясно, что нас может пронести мимо земли… Вижу в бинокль, что лодка у острова — 2 км от нас, Иванов должен повернуть, но его долгое время не видно…

Мы с матросом видим, что дело плохо, Иванову нас не догнать. (Значит, Шмидту удалось как-то поднять матроса, уговорить, что сдаваться рано! — И. Д.). Начинаем соображать, что самим делать. Воспользовавшись столкновением двух льдин, перепрыгиваем и бросаем вещи на подошедшую сзади и от толчка несколько заторможенную, с нее на третью, на четвертую — каждый раз, как представится случай. Мы при этом мало приближаемся к берегу Кельти, но переходим на льдины, дрейфующие все с меньшей скоростью. Мы явно выходим из быстрого потока, мы близки к спасению. Первоначальная наша льдина давно уже пронеслась мимо земли, но мы задерживаемся. Нас догоняет Иванов на каяке, и втроем мы, то переезжая, то таща лодку со льдины на льдину, выходим… на южную оконечность острова Кельти. Все спасены! У всех сквозь свинцовую усталость не только радость, но какое-то детское веселье».

Однако Громов — на острове Мертвого Тюленя. Он отрезан от своих товарищей, не знает их судьбы и поэтому решается на отчаянный шаг — любым путем, пусть даже вплавь, добраться до зимовки, чтобы организовать поиски Шмидта и двух Ивановых. От острова Мертвого Тюленя до Скотт-Кельти всего 500–600 метров. Но без лодки их не преодолеешь — хоть и впрямь плыви. Однако с Кельти замечают мечущегося по льду Громова. Матрос Иванов отправляется за ним в каяке. Вскоре каяк уже возвращается обратно на Кельти с Громовым на борту. И вот через 18 часов после выхода с «Седова» все четверо снова вместе, в безопасности — на суше.

Обессиленные, они кое-как расставляют палатку, наскоро ужинают и валятся спать. А среди ночи Шмидт слышит сквозь сон близкие гудки парохода. Это Воронин, воспользовавшись тем, что ветер разогнал лед, привел «Седова» к острову Кельти, к северному его мысу.

Здесь у каменной пирамиды они договорились встретиться в том случае, если четверка не сможет добраться до станции. Шмидт и его спутники бегут сквозь ветер и метель к северному мысу. Громов первым замечает «Седова», стреляет в воздух и слышит ответный гудок. С ледокола спускают шлюпку.

Наконец четверка на борту. У трапа Воронин — бледный, осунувшийся, будто он сам только что проделал вместе с ними многокилометровый путь по льдам.

Громову запомнились короткие реплики, которыми обменялись при встрече Шмидт и капитан.

— Ну вот, — сказал Отто Юльевич усталым голосом, — наконец-то мы дома.

— Поздравляю, — сурово бросил капитан Воронин, — вы были на пороге смерти.

А еще через несколько часов ледокол входит в бухту Тихую. Шмидт убеждается, что, в то время пока «Седов» совершал свое рекордное плавание, на берегу полным ходом шла работа. Дома построены, с Большой Землей налажена надежная радиосвязь. Шмидт торжественно открывает первую советскую полярную станцию на Земле Франца-Иосифа. Все. Задание экспедиции выполнено полностью. Строители на борту «Седова». Можно и нужно уходить.