«Хрена себе! Это мы грузовик словили, что ли?» – с ужасом подумал Леха, кидаясь к шоссе, на котором уже было весьма шумно. Проломившись с треском сквозь кусты, потомок вылетел на дорогу и обомлел. Сначала показалось, что на шоссе и не разберешь, что творится, но через секунду стало ясно – не так уж тут и много всякого всего, другое дело, что ситуация паршивая. Просто валяется пара велосипедов, одинаковых, серых, плешивый немец в странном зеленом мундире пытается встать на четвереньки, но у него это не получается, потому как подламываются руки, а ноги не слушаются, чуть поодаль вяло – на манер немца – вошкается полулежа бурят, еще дальше в боксерских стойках прыгают Середа и второй фриц – молодой, крепкий, очень подвижный и с виду очень опасный.
– Бей! – крикнул Середа и тут же взвыл, потому как его «спарринг-партнер» расчетливо врезал кулаком по раненой руке артиллериста. Леха оторопел: видно было, что счет один-один сейчас перейдет в два-один не в нашу пользу, а в одиночку и думать нечего с этим шустрым и тренированным фрицем справиться. Немец мельком покосился на нового врага, передвинулся боком, чтобы не упускать его из виду, потом увидел, что Леха растерялся и оружия у него нет в руках, двумя точными ударами по раненой руке заставил артиллериста отступить к обочине, врезал прямым в голову, добавил сбоку в челюсть и еще раз с размаху в живот – Середа без звука повалился в канаву. Немец пружинисто развернулся, пританцовывая по-боксерски профессионально, двинулся к Лехе – и того обуял ужас, потому как сделать хоть что-то с этим ловким умелым чертом он не мог, знал это точно. Остолбенел Леха, ни бежать, ни атаковать не получалось, так и стоял, опустив руки. Можно было бы и глаза закрыть от страха, но на это не было времени, сил и даже мыслей. Этот фашист – опять же в непонятной форме, странного цвета, в первый раз такую Леха видел – явно был матерым нацистом, потому как на его руке ярко краснела повязка со свастикой. Такие носили эсэсовцы в фильме про Штирлица.
– Рэжж! – слабым голосом крикнул азиат, которому удалось все же подняться и кинуться немцу в ноги.
Фриц чуть-чуть не успел отскочить – за левую ногу Жанаев все-таки схватился и повис, вцепившись мертвой хваткой, как бульдог.
Это встряхнуло Леху: он был не один, и бой еще не кончился, а самое главное – возглас бурята напомнил, что все-таки менеджер не был безоружен, благо последние дни он словно коренной кавказец таскал с собой тот самый «орковский» тяжелый кинжал. Теперь, когда немного растерявшийся от такого азиатского неспортивного поведения немец-боксер нелепо взвизгнул и отвлекся, Лехе выпал шанс. Выдернуть кинжал из ножен было делом мгновенным, и клинок, масляно чавкнув, покинул свое обиталище, удобно лег в руку. Отчаянно труся, но ругая себя за этот страх на все корки, менеджер по продажам кинулся к врагу, мигом проскочив невеликое расстояние, и с маху засадил кинжалом тому в обтянутый зеленым мундиром бок. Оба удивились – и Леха, и немец. Кинжал со странным трещащим звуком провалился в туловище, только поначалу чуточку задержавшись, а дальше пойдя как по маслу; немец как-то вяло отмахнулся, оставив Жанаева в покое, но не так отмахнулся, как должно, не по-боксерски, а словно комаров гоняя. Леха присел, дернув рукоять вниз, и немец отозвался на это движение лезвия внутри его живота оханьем и гримасой боли. Вот теперь он собрался врезать как следует и, почуяв намеренье боксера, потомок прыгнул в сторону от удара, выдернув лаково-красный клинок из тела. Немца ощутимо шатнуло в сторону, потом в другую. Бурят все так же висел у него на ноге и боксер, попытавшись вырваться, просто повалился, словно гнилой столб. Ошарашенный Леха глядел, как парень пытается встать, шевелится, хрипит, возит руками по земле, но слабеет с каждой секундой, мякнет, распластывается, как плоско лежат мертвецы. Всего от одного удара ножом! Правда, нож здоровенный и широкий, но чтобы вот так!
– Втрой! – отвлекло его внимание от умирающего требовательное шипение неугомонного бурята.
Леха огляделся, словно только что проснулся. Второй немец действительно упрямо пытался встать. Глянув на рубинового цвета сталь в руке, с которой капали круглые красные капельки, обертываясь пылью при падении на дорогу, потомок сообразил, что тут нож не годится. По комплекции немец этот, оглушенный, но упрямый, был как раз под Середу, и если артиллериста не искалечил совершенно чертов спортсмен с повязкой на рукаве, то второй мундир дырявить и пачкать никак не с руки. Встретился взглядом с немцем, чуть было приужаснулся светившейся в голубых вражьих глазах ненависти, тут же заметил, что плешивый пытается вытянуть из ножен на боку почти такой же «орочий» кинжал и, не рассусоливая, врезал пыром по человеческой голове, как по футбольному мячу. Плешивый мягко повалился лицом в пыль.
– Дабей! – приказал отлепившийся от боксерской ноги Жанаев, и Леха послушно пнул еще пару раз немецкую голову от всей души.