Лионесс: Мэдук

Прошел целый день, наступила ночь. На рассвете, когда почти все еще спали, кухарке, проходившей с ведрами по служебному двору, послышалось, что кто-то плачет или кричит — звук доносился издалека, и было трудно понять, откуда именно. Кухарка задержалась и прислушалась; в конце концов стало ясно, что звук исходил из голубятни над Высокой башней. Кухарка сообщила о своих наблюдениях домоправительнице, леди Будетте, и тайна наконец раскрылась. Трех девиц — грязных, испуганных, продрогших до костей и глубоко оскорбленных — вызволили из их труднодоступной тюрьмы. Истерически крича, они обвиняли Мэдук во всех своих несчастьях и лишениях: «Она хотела, чтобы мы умерли с голоду! Там было холодно, дул сильный ветер, в темноте завывали призраки! Мы испугались до смерти! Она все это сделала нарочно!»

Леди Дездея и леди Триффин выслушали фрейлин с каменными лицами, но не могли найти приемлемый выход из положения. Причины происшедшего оставались неясными; кроме того, если бы они представили претензии фрейлин на рассмотрение королевы, Мэдук могла бы выступить со встречными обвинениями — в том числе, например, оставался открытым вопрос о том, каким образом дохлая мышь оказалась в миске принцессы.

В конце концов Идренте, Хлодис и Девонете сделали строгий выговор; им напомнили, что высокородным молодым фрейлинам не пристало лазить по заброшенным голубятням.

До тех пор об истории с гнилой айвой, поставившей в щекотливое положение самого короля Казмира и послужившей причиной порки, собственноручно осуществленной ее величеством, знали только непосредственные участники, предпочитавшие не распространяться по этому поводу. Теперь, однако, кто-то проговорился, ибо скандальные новости достигли ушей всех шестерых фрейлин — к их неописуемой радости. Когда девушки были заняты вышиванием, Девонета тихо заметила: «Представляю себе, какая это была картина, когда пороли принцессу Мэдук!»

«Как она брыкалась и вопила, задрав к небу голую задницу!» — так же тихо отозвалась Хлодис, словно потрясенная собственным воображением.

«Разве с принцессами так обращаются?» — позволила себе усомниться Артвен.

Девонета твердо кивнула: «Конечно! Разве ты не слышала жуткие вопли?»

«Все их слышали! — подтвердила Идрента. — Но тогда никто не знал, кто кричал и почему».

«А теперь это всем известно! — торжествовала Хлодис. — Мэдук ревела, как бешеная корова!»

«Принцесса словно в рот воды набрала! Мэдук, тебе не нравится наша светская беседа?» — издевательски-заботливым тоном поинтересовалась Элиссия.

«Трудно сказать. В каком-то смысле ваши сплетни меня забавляют. Я их запомню и когда-нибудь посмеюсь над вами точно так же».

«Каким образом?» — встревожилась Девонета.

«Неужели не понятно? Когда-нибудь я выйду замуж за всемогущего короля и буду сидеть на золотом троне. Вот тогда я и прикажу вам, всем шестерым, явиться к моему двору, чтобы вы развлекали меня „жуткими воплями“, раз они вам так нравятся».

Наступила напряженная тишина. Девонета первая взяла себя в руки и звонко рассмеялась: «О чем ты говоришь? Почти невозможно представить себе, чтобы ты когда-нибудь стала королевой! Какой король захочет жениться на принцессе с сомнительной родословной? А родословная нашей принцессы весьма сомнительна — не правда ли, Хлодис?»

«Не только сомнительна, но, можно сказать, отсутствует!» — подтвердила Хлодис.

«Что такое „родословная“?» — простодушно спросила Мэдук.

Девонета снова рассмеялась: «Именно то, чего у тебя нет! Может быть, нам не следовало об этом говорить, но от правды никуда не денешься! У тебя нет отца! Элиссия, как называют ребенка, у которого нет отца?»

«Бастардом».

«Совершенно верно! Увы, принцесса Мэдук — бастард, и никто никогда не захочет на ней жениться!»

«Это неправда! — тем же ласково-ядовитым тоном возразила Мэдук. — У меня был отец. Говорят, он умер — так же, как и моя мать».

«Может быть, он умер — а может быть и нет, — с презрением отозвалась Девонета. — Его бросили в яму, там он и остается по сей день. Твой отец — бродяга, никто даже не позаботился спросить, как его зовут».

«Так или иначе, — подхватила Хлодис, — родословной у тебя нет, и замуж ты никогда не выйдешь. Это, конечно, достойно сожаления, но будет лучше, если ты поймешь свое положение уже сейчас — теперь у тебя будет время к нему привыкнуть».

«Вот именно! — поддакнула Идрента. — Мы тебе это рассказали из чувства долга».

Мэдук едва сдерживала дрожь в голосе: «Ваш долг — в том, чтобы говорить мне правду».

«А мы и сказали тебе правду!» — заявила Девонета.

«Я вам не верю! — топнула ногой Мэдук. — Мой отец — благородный рыцарь, потому что я его дочь! Как может быть иначе?»

Девонета смерила принцессу взглядом с головы до ног и обронила: «Очень просто».

3