Я знал, что ещё многие ехали следом за ними, но кто первый и последний, куда и зачем ехали, я так и не вспомнил. Мне подсказывал брат, ребята с девчонками, но их подсказки не склеивались в моём понятии в стройный стих. Я сказал: «Всё» — и ушёл за спины ребят. Верка первая и громче всех захлопала в ладошки, а за ней и все захлопали. Никто не посмеялся надо мной, а смеялись просто все от праздничного настроения. И учителя не сказали мне, что плохо. Они тоже были веселы, и я своей забывчивостью подвеселил их.
Дорога домой в этот день была самой весёлой. На нашем поле домолачивали скирду. Издали слышался шум трактора и рёв барабана, проглатывавшего снопы. По рубежу, ниже, мы направлялись помогать молотильщикам. Люди на молотьбе уже устали, работали без отдыха, чтобы скорее управиться с молотьбой, раньше прийти домой и готовиться к празднику. Нашему приходу обрадовались. Все, кто были на скирде и подносили к молотилке снопы, перешли на другую работу, уступив нашему отряду это дело.
Давно мы не пели все вместе, и хотя не было на молотьбе самых бойких запевал, готовивших праздничный обед, нашлось кому запеть — и мы шли до деревни с песнями.
Праздник начался с беготни по избам. На выгон надо было носить столы и скамейки и всем сказать, что на праздник идти надо со своими чашками и ложками. Василий Кузьмич послал меня с Колькой оповестить об этом колхозников, но побежали все. Мы разбились на две партии. Одни пустились в один конец деревни, другие в другой. Потом надо было говорить, кто должен был принести свой стол, кто скамейку, и в последнюю очередь носили еду: пироги, студень, тушённую с мясом картошку, солёные огурцы, капусту, кашу. И только лапшу варили у сарая в большом общем котле, варила Васькина мать.
К полудню приехал из Глотова председатель со счетоводом и Алексеем Сидоровичем. Столы были под белыми скатертями, заставленные пирогами, студнем, жаревом-варевом и солениями; и со своими чашками и ложками потянулись на праздник люди.
— А ну, ребята, дайте звонок! — скомандовал нам председатель. — Видите, как тянутся да кто? — кто первым идёт на работу.
Мы наперегонки бросились к ракитке, на которой висел рельс, нахватали кто что успел, что нашёл: камень, железку, — и принялись названивать, торопить всех на пир.
Праздник начался с речи колхозного счетовода, глотовского Ивана Андреевича Панина. Он хвалил наших Каменских за хорошую работу и прочитал список, кому дали премию. Премировали рожью, пшеницей, капустой, картошкой, мёдом, а мужиков деньгами.
После счетовода стал говорить председатель, потом Алексей Сидорович, потом подъехал из сельсовета Сашки и Зинки Фомичёвых отец, и его заставили говорить перед народом. После него начался праздничный обед. Скоро мужики затянули песни, потом началась пляска. К вечеру из Шеинова пришли ребята-женихи, стало ещё веселее.
На второй день праздника хозяйки ходили по избам и разыскивали свои чашки-ложки, перемешавшиеся в праздник..
НА ВСЕМ САМОДЕЛЬНОМ
И всё же началась и настоящая зима. Замёрзли лужи, позже затянуло льдом пруд. Вольно загулял по голым полям и лугам холодный ветер, гонял по просторному небу тёмные тучки, грозившие снегом. По садам и лесам ветер насвистывал в ветвях деревьев. Чаще и чаще ветер стал откуда-то приносить мелкие снежинки. Скотину не выпускали со дворов. И только гуси ходили к пруду и с тревожными криками возвращались к домам, не найдя воды. Лёд на пруду, где гуси с весны царственно плавали целыми днями, оказался для них концом лета. А нам он принёс радость.
Каждый день мы заходили к кузнице и осматривали кучу железок, в которую кузнец выбрасывал всё негодное. Однажды Мишка, подбежав первым, схватил спинку от косы. Такая находка для нас стоила очень дорого: ты оказывался с коньками! Ребята завидовали брату, называли его счастливым. Он сразу же принялся за дело, лишь мы пообедали, вернувшись из школы, начал из дубовых чурачков вытёсывать деревянные коньки. Работа эта очень трудная. Дуб — дерево прочное. Как говорят плотники, с дубом и настрадаешься, и наплачешься. Но Мишка не спешил делать сразу. Он занимался с коньками и решал задачки. Я начал тоже мастерить себе конёчки, но у меня не хватало сил и сноровки. Я договорился, что брат отдаст мне свои старые, а я за это буду всегда-всегда его слушаться. И я лишь смотрел, как он ловко и легко работал, тесал, строгал, пилил, долбил, потом перепиливал напильником спинку косы и вставлял её в деревяшку.
Через три дня мы с Мишкой выходили на лёд на торжественное испытание самоделок. Сошлись все ребята — и началось. Лёд самый прочный был в хвосточке, где он лежал почти на иле. Было' видно, когда прогибался лёд, как под ним расплывался по сторонам ил. Обычно мы искали подо льдом карасей, но не находили, а теперь было не до рыбной ловли. Каждый из больших ребят посмотрел коньки, подержал их в руках, одобрил. Я их стал прикручивать на свои лапти, а мои сверстники лишь полюбовались коньками да повздыхали, что у них таких нет.