Лирелии – цветы заката

У жителей Фаэтона были только две группы крови, и, видимо, этот фактор сыграл свою роль, выразившись в разных симптомах болезни. Одни вдруг начали ощущать непреодолимую тягу к крови и плохо переносили длительное нахождение на открытом солнце. Другие заметили в себе зависимость настроения от фаз луны, плохое самочувствие при длительном отсутствии мяса в рационе и появление животных черт в моменты ярости – клыков или глаз с вертикальным зрачком. Много было и тех, кто не выжил.

Время шло, углубляя перемены в заболевших. Оба вида приобрели способность оборачиваться и перестали стареть. Скорее, наоборот, пережившие трансформацию «больные» выглядели до безобразия прекрасно, молодо и свежо. Даже те, кто заболел уже в пожилом возрасте.

Те, что жаждали крови, могли становиться хищными птицами и называли себя «узниками жажды», а «узники луны» могли превращаться в животных. Сначала в периоды полнолуния это был плохо контролируемый процесс, но постепенно они смогли обуздать спонтанные превращения в животную ипостась. И те, и другие считали себя перевертышами. Под влиянием мифов Земли, у бывших фаэтонцев прижились понятия «оборотень» и «вампир». Это стало началом новой жизни для них. Дети, рожденные от уже изменившихся родителей, полностью унаследовали не только их измененные гены, но при этом еще и магию. Их организм рос и развивался, а затем, в возрасте двадцати трех – двадцати пяти лет, их время словно останавливалось, и они уже никогда не менялись и не старели.

А потом выяснилось, что эту загадочную болезнь можно передать и самому обычному смертному человеку. Достаточно укуса и попадания крови перевертыша в организм. Человек через сутки, максимум трое, становился бессмертным – оборотнем или вампиром. Это грозило беспорядками и кровавой анархией в рядах бессмертных, и тогда Совет потомков Фаэтона выпустил ряд законов, которые регулировали беспорядочное обращение смертных в корыстных целях. За насильственное обращение полагалась казнь.

Вот так и появились на Земле две новые расы.

Мои рассказы о других мирах, в которых мне приходилось бывать, приводили смертных друзей в восторг, и они при каждой нашей встрече обязательно просили меня рассказать что-нибудь о неизведанных для них планетах. Я был уверен, что все рассказанное останется в нашей компании. Для всех остальных, кто знал нас, я представлялся сначала Эрленом Северовым, потом его сыном, а затем внуком, так поразительно похожим на своего отца и деда. Сколько было шуток сказано об этом моими товарищами!

И все же река жизни смертных течет слишком быстро. Через тридцать пять лет наша великолепная шестерка великовозрастных балбесов, как назвал нас однажды Юра, понесла первую потерю – не стало Михаила. А затем на протяжении еще пятнадцати лет нас покинул Григорий, потом ушел Валера и меньше года назад умер Юрка – главный весельчак и юморист среди нас. В этот раз День Победы мы отмечали вместе с Яшей, которого уже давно дети уговорили перебраться с супругой из Ленобласти в Петербург. С ним я виделся чаще других.

А позавчера не стало и Якова. За несколько дней до смерти друга мне удалось навестить его дома. Нам повезло спокойно поговорить наедине – его дочь как раз уехала вместе с мужем на рынок.

– Представляешь, Эрик, еще лет пять назад внучка моя, Аленка, хотела меня познакомить с какой-то женщиной, к которой она ходила уколы делать на дому. Все говорила, мол, давай, дед, на чай Зинаиду Васильевну позовем. Вдруг вы друг другу понравитесь. А я наотрез отказался.

– Почему, Яш? Что в этом плохого? – удивился я.

– Не люблю я обманывать людей, – махнул он рукой. – Бессмысленно это – знакомиться с одной женщиной, а в сердце хранить другую. Уж ты-то знаешь это получше меня. И знаешь, как я люблю мою дорогую Верочку, хоть ее уже и нет со мной больше восьми лет. Только память хранит это тепло, которое она принесла в мою жизнь. Моя солнечная Верочка… Пусть мы и не знаем, что там, за чертой смерти, мне хочется верить, что она ждет меня. Так же, как ждала при жизни, даже когда ей пришла похоронка. Все упрямилась, говорила, что если бы я погиб, то она бы это непременно почувствовала. А раз не почувствовала, значит, я жив и вернусь домой во что бы то ни стало. И получилась у нас Верой история прямо как в стихотворении Константина Симонова «Жди меня». Так что, Эрик, я просто живу, радуюсь нашему с Верой продолжению в лице детей, внуков и правнуков и смиренно жду, когда мы с ней снова будем вместе.

Что-то дрогнуло внутри меня от его слов.

– Все никак не привыкну к тому, что вы о смерти говорите так спокойно. Просто удивительно, как, имея такую короткую жизнь, вы как будто не боитесь умирать. Юра тогда, прощаясь с Валерой на похоронах, спокойно сказал ему: «Теперь жди меня, друг». По сей день его слова звучат в моей голове, словно их в памяти выжгли, как пирографом по дереву.