Из далёких и солнечных детских годовНаплывают картины овеянных счастьемЗолотых деревянных домов. И садов.Там краснеет шафран и акации чащи.Городская окрайна. Сирень под окном.И берёзы… Царили в дворах деревенских.И барак, точно наспех сколоченный дом,В нём поэт жил, весь в грёзах – в легендах равеннских.Он такой же, как мы, но себя представлялНовым Блоком – словесных владельцем сокровищ,И звучали сонеты, что древний кимвал,А Равенна – как явь её башен и кровель.Упоение жизнью – ни горя, ни драм,И летел он в мечтах, словно выросли крылья,По невидимым с Блоком носился волнам,И не знал ни сомнений, ни гнёта унынья.А всё ж был недоступен таинственный Блок;Мощь страдания в строфах его прорывалась,И сквозь музыку – горя всемирный поток,И у юноши с Блоком родство обрывалось.Но с рассветом однажды услышал сквозь сонГолоса… Мать и бабка! Как робки, тревожны!Мир мечтаний, мир детства был в миг оттеснён,И в уме лишь побег и бежавший осторожный.«Политический зэк! – так расслышал поэт… —Ну а мы городские? Мы – из деревенскихРазорённых семей! Был побег наш – в ответ!После – снились кошмары страшнее вселенских!»Погреб… Старый сарай – небольшой дровяник…Парень сорок ночей, точно свыше хранимый,Зэку носит еду: страх отброшен – возникТот, кто должен спасти, волей свыше водимый.Выжил зэк, смог уйти за пределы страны,Но в сознании юном оставил рассказы…Будут жертвы террора тогда отмщены,Когда Память напишет поэмы и сказы.И очнётся от смерти таинственный Блок,И страданья прольются другими стихами,Захлебнётся насилья всемирный поток,Говорите же, юные, Блока устами!
Январь 2008 г.
«Святая литургия…»
Святая литургия,И Бах, и Гендель вместе,Слились в единый хорМощнее, чем орган —Поёт и рвётся времяВ немыслимом оркестре,И кажется, что намПоследний выбор дан.Мы зло не можем вырвать —Вошло, что корень, в землю.Божественный где лад?Разъят он и угас?И чёрное победноШумит и всё объемлет,И праведников бичУж не изменит нас?И Бах многоголосый —Непонятая доблесть,Всех песнопений бог,Хоралов и кантат.Но поняли мы снова,Что Бах наш – просто добрый,