Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга

рад нежданному спасенью,

в неге и покое.

Сладкозвучнее свирели

зазывали птичьи трели

в синеве речной купели

ощутить блаженство в теле...

Ах, невиданный доселе,

сущий рай на самом деле

был передо мною!

Так, в краю благоуханном,

не прикрыв себя кафтаном,

на ковре, природой тканном,

возлежал я под платаном.

Вдруг пастушка с дивным станом,

словно посланная Паном,

встала над рекою.

Я вскричал, как от ожога:

Не пугайся, ради бога!

Видишь ты не носорога.

Ни к чему твоя тревога.

Дорогая недотрога,

нам с тобой - одна дорога!

Страсть тому виною!

- Нет, - ответила девица,

мать-старушка станет злиться.

Честной швабке не годится

с кавалерами резвиться.

Может всякое случиться.

Нам придется разлучиться.

Не пойду с тобою!..

*

ДОБРОДЕТЕЛЬНАЯ ПАСТУШКА

*

На заре пастушка шла

берегом, вдоль речки.

Пели птицы. Жизнь цвела.

Блеяли овечки.

Паствой резвою своей

правила пастушка,

и покорно шли за ней

козлик да телушка.

Вдруг навстречу ей - школяр,

юный оборванец.

У пастушки - как пожар

на лице румянец.

Платье девушка сняла,

к школяру прижалась.

Пели птицы. Жизнь цвела.

Стадо разбежалось.

*

Я СКРОМНОЙ ДЕВУШКОЙ БЫЛА.

*

Я скромной девушкой была,

вирго дум флоребам,

нежна, приветлива, мила,

омнибус плацебам.

Пошла я как-то на лужок

флорес адунаре,

да захотел меня дружок

иби дефлораре,

Он взял меня под локоток,

сед нон индецентер,

и прямо в рощу уволок

валъде фраудулентер.

Он платье стал с меня срывать

валъде индецентер,

мне ручки белые ломать

мультум виолентер.

Потом он молвил: "Посмотри!

Немус эст ремотум!

Все у меня горит внутри!"

Планкси эт хок тотум.

"Пойдем под липу поскорей

нон прокул а виа.

Моя свирель висит на ней,

тимпанум кум лира!"

Пришли мы к дереву тому,

диксит: седеамус!

Гляжу: не терпится ему.

Лудум фациамус!

Тут он склонился надо мной

нон абскве тиморе.

"Тебя я сделаю женой..."

Дульцис эст кум ope!

Он мне сорочку снять помог,

корпоре детекта,

и стал мне взламывать замок,

куспиде эректа.

Вонзилось в жертву копьецо,

бене венебатур!

И надо мной - его лицо:

лудус комплеатур!

*

ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

*

Когда-то - к сведенью людей

я первым был средь лебедей

на родине моей.

Терпеть изволь

такую боль:

на раны сыплют соль!

И хоть я лебедь, а не гусь,

как гусь, на вертеле верчусь,

в жаркое превращусь.

Терпеть изволь

такую боль:

на раны сыплют соль!

Ах, я бескрылый инвалид!

Я едким уксусом облит.

Всё ноет, всё болит.

Терпеть изволь

такую боль:

на раны сыплют соль!

Кто крыльев белизной блистал,

как ворон черный, черен стал.

Мой смертный час настал!

Терпеть изволь

такую боль:

на раны сыплют соль!

Ощипан шайкой поваров,

лежу на блюде. Я - готов.

И слышу лязг зубов.

Терпеть изволь

такую боль:

на раны сыплют соль!

*

МОНАХИНЯ

*

Всей силой сердца своего

я к господу взывала:

"Казни того, из-за кого

монахиней я стала!"

За монастырскою стеной

тоска и сумрак вечный.

Так пусть утешен будет мной

хотя бы первый встречный!

И вот, отринув страх и стыд,

я обняла бедняжку...

А бог поймет, а бог простит

несчастную монашку.

*

ВЫХОДИ В ПРИВОЛЬНЫЙ МИР!

*

Выходи в привольный мир!

К черту пыльных книжек хлам!

Наша родина- трактир.

Нам пивная - божий храм.

Ночь проведши за стаканом,

не грешно упиться в дым.

Добродетель - стариканам

безрассудство - молодым!

Жизнь умчится, как вода.

Смерть не даст отсрочки.

Не вернутся никогда

вешние денечки.

Май отблещет, отзвенит

быстро осень подойдет

и тебя обременит

грузом старческих забот.

Плоть зачахнет, кровь заглохнет,

от тоски изноет грудь,

сердце бедное иссохнет,

заметет метелью путь.

Жизнь умчится, как вода.

Смерть не даст отсрочки.

Не вернутся никогда

вешние денечки.

"Человек - есть божество!"

И на жизненном пиру

я Амура самого

в сотоварищи беру.

На любовную охоту

выходи, лихой стрелок!

Пусть красавицы без счету

попадут к тебе в силок.

Жизнь умчится, как вода.

Смерть не даст отсрочки.

Не вернутся никогда

вешние денечки.

Столько девок молодых,

сколько во поле цветов.

Сам я в каждую из них

тут же втюриться готов.

Девки бедрами виляют,

пляшут в пляске круговой,

пламя в грудь мою вселяют,

и хожу я сам не свой.

Жизнь умчится, как вода.

Смерть не даст отсрочки.

Не вернутся никогда

вешние денечки.

*

АХ, ТАМ В ДОЛИНЕ, ПОД ГОРОЙ...

*

Ах, там в долине, под горой

блаженной майскою порой

гуляла с младшею сестрой

любовь моя.

Лился пленительный напев

из чистых уст прелестных дев.

Но обмерла, меня узрев,

любовь моя.

Светился луговой простор,

резвился божьих пташек хор,

и к богу устремила взор

любовь моя.

Не лучше ль было б под кустом

улечься нам в лесу густом

и там ко рту прижаться ртом,

любовь моя?!

*

*

*

Когда б я был царем царей,

владыкой суши и морей,

любой владел бы девой,

я всем бы этим пренебрег,

когда проспать бы ночку мог

с английской королевой.

Ах только тайная любовь

бодрит и будоражит кровь,

когда мы втихомолку

друг с друга не отводим глаз,

а тот, кто любит напоказ,

в любви не знает толку.

*

*

*

Без возлюбленной бутылки

тяжесть чувствую в затылке.

Без любезного винца

я тоскливей мертвеца.

Но когда я пьян мертвецки,

веселюсь по-молодецки

и, горланя во хмелю,

бога истово хвалю!

*

ЗАВЕЩАНИЕ

*

Я желал бы помереть

не в своей квартире,

а за кружкою вина

где-нибудь в трактире.

Ангелочки надо мной

забренчат на лире:

"Славно этот человек

прожил в грешном мире!

Простодушная овца

из людского стада,

он с достоинством почил

средь хмельного чада.

Но бродяг и выпивох