Читаем Лирика полностью

Высокий, где живые льются волны,

Когда я плачу безмятежной ночью,

И я на день не променяю вечер,

Не предпочту денницу пред луною.

Блажен пастух, что был любим Луною!

Мне спать бы рядом с ним в тени дубровы,

И та, кто близит мой последний вечер,

С Амуром и Луной на этот берег

Хоть до рассвета пусть пришла бы ночью,

А солнце бы навеки скрыли волны.

Ты завтра узришь волны под луною,

Родившаяся ночью песнь дубровы,

Ступив на берег дорогой под вечер.


CCLXVIII


Как быть, Амур? Печали нет предела.

О смерти мысль лелею:

Покинула Мадонна этот свет

И сердце мне вернуть не захотела,

И ради встречи с нею

Прервать пора чреду жестоких лет.

Увы, надежды нет

При жизни положить конец разлуке.

Она ушла – ив муки

Отрады тайные превращены,

И безутешных слез глаза полны.

Ты знаешь о моей жестокой были,

О муке безысходной

И ты меня жалеешь в первый раз,

Вернее – нас, ведь мы ладью разбили

О тот же риф подводный

И в темноте остались в тот же час.

Опишет ли рассказ

Мои страданья, им не уступая?

И ты, юдоль слепая,

Со мною плакать день и ночь должна,

Сокровища такого лишена.

Твоя единственная слава пала,

Но, мир неблагодарный,

Ты не заметил. Недостоин ты,

Чтобы Мадонна по земле ступала,

Затем что лучезарной

Небесной недостоин красоты.

А я из пустоты,

Которая вокруг простерлась грозно,

Зову Мадонну слезно,

От стольких упований сохранив

Лишь слезы, – только ими я и жив.

Стал горстью праха лик ее цветущий,

Что от всего земного

Нас отвлекал, но, тлению чужда,

Ее душа – под сенью райских кущей,

Свободна от покрова,

Что был на ней недолгие года;

И час пробьет, когда

Она, пленяя нас другим нарядом,

Предстанет нашим взглядам,

Святою, вечной красотой светла

И потому прекрасней, чем была.

Отрадою для мысленного взора

Там, где она желанна,

Мадонна благосклонно предстает;

И в гордом имени моя опора,

Звучащем постоянно

В груди моей, – мой сладостный оплот.

Амур меня поймет,

Он замечает – я не тот, что прежде:

Пришел конец надежде;

Но я надеюсь, что моя тоска

Видна и той, что к правде так близка.

Вы, дамы, что ее небесной статью

И жизнью восторгались

И юной грациозной красотой,

Мне будет состраданье благодатью,

Как вы уже, наверно, догадались,

Но сострадание не нужно той,

Что обрела покой;

А я остался здесь, на поле сечи,

В душе внимая речи

Амура, – мне бы узел разрубить,

Но рад Амур меня разубедить:

"Покончи с болью, грудь твою сдавившей,

Ведь рай перед душою,

Не в меру страсти преданной, закрыт.

Мадонну почитают опочившей

Все, кроме нас с тобою.

Поверь, она к тебе благоволит,

И, зная, что звучит

В подлунной песнь, что славу ей приносит,

Она, вздыхая, просит,

Чтоб ты любви последний отдал долг

Чтоб голос твой по-прежнему не молк"

Разумно сторонись

Веселых, не в пример тебе, компаний,

Но не беги страданий.

Напутственные не забудь слова,

Канцона, безутешная вдова.


CCCXXXI


Бывало, дней моих живой родник

Мне часто приходилось покидать,

И бог любви не видел большей муки

И на земле, и среди волн привык

Я сердце безутешное питать

Надеждою и памятью в разлуке

Бросаю меч и поднимаю руки

Перед лицом Судьбы увы, она

В минуту погубила упованья,

Одни воспоминанья

Душе оставя, и душа должна

Жить только ими, вечно голодна

Как скороход без пищи, без питья

Влачится, спотыкаясь на ходу,

Через холмы, равниною, чащобой,

Не так ли с той поры, как жизнь моя

Утратила волшебную еду,

В которую впилась – не дай, попробуй!

Та, что при слове "жизнь" пылает злобой,

Я не могу бессилье превозмочь?

И рад бы смерти, и боюсь, что рано.

Как пелена тумана

Бежит от ветра яростного прочь,

Бегу из мира в гробовую ночь.

Амур свидетель: вряд ли дорожить

Я стал бы жизнью, если бы не та,

Кого мы оба светом величали.

Но срок пришел ее душе ожить

На небе, и с тех пор мечта моя

Спешить за ней, чтоб нас не разлучали

Случайности. Однако плен печали

Мне предстоял – ведь я не разгадал

Другой совет Амура в милом взоре.

О горе мне! О горе!

Бывало, мир несчастным покидал,

Кто умереть счастливым опоздал.

В глазах, что были сердцу моему

Обителью, пока ревнивый Рок

Его оттуда злобно не изринул,

Амур с прискорбьем начертал, чему

Желаньем долгим я себя обрек,

Какой в прощальный день я жребий вынул.

О, если бы я этот мир покинул,

Покуда жизнь моя жива была!

Но Смерть пришла – и ей закрыла вежды.

О тщетные надежды!

Земля мое сокровище взяла.

Я жив, но жизнь без милой немила.

Плохую службу мне не сослужи,

Мой бедный разум, не оставь меня

В минуту рокового помраченья,

Прочел бы я во взоре госпожи:

"Ты на пороге горестного дня,

Отрады – в прошлом, впереди – мученья"

И был бы рад земного облаченья

Лишиться первым и, освобожден

От ненавистной тесноты телесной,

В обители небесной

Увидел бы, что пуст Мадонны трон.

Но нет, – уйду, годами убелен.

Канцона, воем влюбленным г-евори

"Ты счастлив? Так умри,

Пока тебе твой путь подлунный дорог,

И не ищи весомых отговорок"


CCCXXXII


Удел счастливый мой, пора блаженства,

Златые дни, безоблачные ночи,

И вздохи нежные, и сладость лада

Моих латинских строф и новых песен

Внезапно вылились в печаль и в слезы,

И немила мне жизнь, и жажду смерти.

Жестокой, злой, неумолимой Смерти

Я говорю: Лишив меня блаженства,

Ты сделала моим уделом слезы,

И мрачны дни мои, унылы ночи.

Мучительные вздохи – не для песен,

И скорбь моя сильней любого лада.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное