Лисье время

Ляля чувствовала себя мальчиком Алёшей из «Чёрной курицы» – ей приходится выдавать лис, их любимое место. Но как по-другому? Настю надо обязательно переубедить! Лисы сожрут их всех! Но Ляля не смела сейчас сказать такое Насте в лицо. Настя всё честно рассказывала, не скрывала, Лиза вот ничего о бизнесе отчима не рассказывала. А может, он на поле тоже хочет зал игровых автоматов поставить? Тогда и ему несдобровать. Везёт Насте, думала Ляля, – уверенная такая, хозяйка жизни. Вот Ляле нечего рассказать, сообщить. Ляля ничем особенно не делилась, больше помалкивала. Чем делиться-то? Тем, что мама на свадебные причёски и макияж по выходным выезжает, пусть и за большие деньги? Нет, это не казино, не игральные автоматы и не магазин сувениров. После этого разговора Ляля снова задумалась. Почему она дружит с Настей? Ляля пыталась вспомнить прошлый год – как тогда-то вела себя Настя? – и не могла вспомнить! Она не помнила Настю в четвёртом классе, ни одного разговора или ответа у доски. По всей видимости, Настя стала тогда в классе фоном, прибилась к группе незаметных детей – никто не замечает их присутствия или отсутствия, никто с ними не ругается и не общается… Но теперь Настя просто прилипла к ним с Лизой. Несмотря на страшную для лис новость, они продолжали дружить втроём: Ляля, Лиза и Настя. И на танцы стали ходить втроём. После Ляля множество раз задавала себе вопрос: как могло случиться, что Ляля не отстранилась, не пересела после всех расстройств и мук, которые она пережила из-за Насти в саду? Ляля помнила, как угрожала Насте, что лисы убьют и сожрут её маму. Почему же Настя простила её, не могла же она забыть Лялины угрозы?

Папа Насти, Аристарх Игнатьевич, носил окладистую, характерную для священнослужителей бороду, буквально лучился благопристойным видом, освещал своим ликом всё вокруг себя. Он с таким достоинством очищал свою дорогую иномарку от снега, что можно было писать с него новый плакат о безопасности движения под девизом «Спокойно живёшь – дольше проживёшь». Папу Насти мама (Ляля это заметила) старалась избегать, никогда не ставила рядом с его машиной свою. Но зато мама Ляли стала общаться с мамой Насти. Ляля заметила: мама со всеми начинала дружить. Ну не со всеми вообще, а со всеми богатыми, успешными, которые в жизни чего-то добились. Мама – коварная женщина. Но и Ляля хитроумна. Она до сих пор подслушивает, просто по привычке. Теперь трубку надо снимать, когда у бабушки по телевизору реклама. Реклама звучит громче. Дождаться рекламы и тогда бежать на кухню, аккуратно взять трубку. Компьютер и уроки отвлекают, Ляля всё реже и реже подслушивает разговоры. Просто чудо, что она до сих пор не попалась. Мама Насти любит позвонить вечером и всё про всех рассказывать собеседнику, а точнее, жертве, потому что слушать маму часами напролёт вряд ли кому-то очень нравится, мама выдаёт информацию такими блоками, которые не уместятся ни в один процессор… Ляля слушает. Её мама болтает с мамой Насти. У мамы болезнь – разговоры, у Ляли болезнь – прослушка. Вроде бы интересно. Но интересно, пока это тебя не касается. Про Лизу интересно, а про Руслана – нет. Ляле приходится слушать про него обидные и даже жуткие вещи. Страшные. Ненависть проскакивает в словах мамы Насти. Ляля чувствовала: рано или поздно Настя и её мама могут так же обойтись и с ней, рассказывать о ней другим такими же словами. Почему же Ляля не перестаёт дружить с ней? Потому что тяжело ходить по школе одной, с кем-то лучше. Ляля и так проходила всю началку одна, не считая Потоцкую. Лиза ненадёжная, у неё семь пятниц на неделе, то одно, то другое, то она бегает с мальчиками, то трётся вокруг учителей, выклянчивая четвёрки, – противно, даже стыдно иногда с Лизой. А Настю в новом классе уважают. С Настей и к Ляле стали относиться по-другому. Настя красивая, смуглая, высокая. У неё длинные волосы. Ляля тоже стала отращивать, у неё-то всегда были волосы по плечи. Это удобно, а на танцах легко в хвост собрать, но Настя наматывает огромный пучок под сеткой, и Ляле захотелось так же…

Однажды Настя сказала Ляле:

– Я знаю, ты печёшь.

– Откуда? – изумилась Ляля.

– Мне Лиза рассказала, когда у вас денег не было на сладкое, ты сама стала печь.

– Для выпечки тоже продукты надо покупать, – почти сразу нашлась Ляля. – Мы с бабушкой всё самое хорошее берём. Это дороже, чем покупать. Просто в покупных тортах химия. – Ляля говорила чересчур быстро, лишь бы Настя её не перебила. – У меня на химию аллергия. Вот я и стала сама печь. С бабушкой то есть. Чтоб без химии.

– Нет, Ляля. Я не то, чтобы обидеть. Я наоборот: выпечка – это же так муторно. Тесто, потом печка, и всё на ногах.

Ляля удивилась: почему выпечка – муторно? Совсем нет. Это же искусство! И при чём тут ноги? Неужели сложно постоять, когда тесто раскатываешь? Ляля, когда печёт, не устаёт, а отдыхает. А устаёт Ляля у репетитора на английском. Вот это жуткая работа, каторжная: учить слова, заучивать тексты, ещё и не путать времена…

– А принеси попробовать.

– На день рождения, Насть. А сейчас времени нет.