– А не скажете ли, сударь, каков характер ранения леди Аланис?
– Каков бы он ни был, милорды, – на всякий случай уклонился Джоакин, – беда уже позади. Миледи здорова и полна сил.
– Потому вы и позволили себе оставить ее одну?
Теперь даже тон был похож! «Ах, вы потеряли своего коня? Не тревожьтесь, сейчас я сбегаю и разыщу его! Или предпочтете корову?..»
– Милорды, я оставил миледи в обществе надежных людей, окруживших ее всяческой заботой, а сам отправился в путешествие, чтобы разыскать помощь, необходимую в той непростой… эээ… политической обстановке, в которой миледи оказалась.
– Хотите сказать, это Аланис отправила вас к нам?
– Нет, милорд. Я рассудил на свое усмотрение и решил обратиться к его светлости – вашему кузену – как к человеку сильному, благородному и… эээ…
– Красавчику, – подсказал сутулый. Герцог почему-то нахмурился.
Кузен повел плечами, плотнее кутаясь в меха. Взял чашу вина в обе ладони, будто пытаясь согреть пальцы. На узких руках его были перчатки из тонкой кожи – опрятные такие, чистенькие, гладенькие. Если смотреть только на руки, подумаешь, что перед тобою девица!
– Итак, Джоакин Ив Ханна, оставим лирику. Я понимаю так, что местоположение Аланис вы откроете нам за некую плату. Назовите цену.
Вдруг, нежданное и прежде не познанное, возникло у Джо чувство, что его испытывают. Не чахлый какой-то герцогский родич, а сама судьба. Назовите цену. Это шанс – редкостный, сверкающий! Что угодно можно назвать, и всемогущий Дом Ориджин даст, не моргнув глазом. Рыцарский титул, владение, золото – что им стоит? За месяц проглотили половину Южного Пути, идут на столицу, грозят императору! Все, о чем только может попросить Джоакин, для этих троих северян – тьфу, пылинка… Но откуда же чувство, что есть лишь один верный ответ?
Назовите цену. Скажи то, что должен. Не ошибись. Праматери смотрят на тебя. Прежде не смотрели… но теперь!..
– Я не люблю торги, – сухо произнес кузен. – Не ждите, что стану предлагать. Скажите сами, чего хотите.
Служить его светлости… в титуле рыцаря… принести присягу… Как-то все померкло, сделалось пресным на вкус, ненастоящим. Единственный шанс – истрать его достойно. На то, что нужно. Без промаха.
Джоакин встал, сделал шаг, остановился перед златовласым герцогом Эрвином.
– Ваша светлость, я прошу вас дать слово, что поможете леди Аланис. Защитите и убережете ее, оградите от бед.
– Слово?.. – герцог опешил.
– Да, ваша светлость. Поклянитесь, что поможете миледи! Тогда я открою вам, где она.
– Бывает… – обронил бородач.
Герцог смерил Джо ледяным взглядом:
– Ставите условия, сударь? Требуете от меня клятвы?
– Ваша светлость, вы – благородный человек. Аланис – девушка, попавшая в беду. К тому же, дворянка и ваша соплеменница. Поступите по чести, ваша светлость! Больше ни о чем не прошу.
Была тишина.
Четко услышалось, как тощий кузен шепнул:
– Красиво… хотя и поздно.
Больше никто ничего не сказал – не успел. Вишневый полог шатра откинулся. Джоакина бросило в жар и холод разом. В груди – не то щелок, не то мед, не то жидкий свинец. Лицо вспыхнуло огнем и вмиг сгорело до костей.
Леди Аланис Альмера подошла к столу, тронула за плечо сутулого паренька в мехах:
– Милый Эрвин, прошу, уберите этого человека.
Эрвин?!
Герцог Ориджин – не красивый, худой, болезненный, надменный – поднялся ей навстречу. Стало видно, что он высок ростом – как рыцарь в черненых доспехах.
– Миледи…
– От его лжи воздух слишком грязен. Мне трудно дышать. Милорд, будьте добры, сделайте, чтобы его не было.
Аланис не сделала ни единого движения в сторону Джо. Всемогущий Эрвин удостоил его взгляда:
– Как видите, сударь, ваше предложение не актуально.
Похоже, это все.
Сказать что-то… Что тут скажешь?
Джо попятился от стола.
– Кайр Хэммонд, – тоном мягкой просьбы приказал герцог, – Джоакин Ив Ханна знает больше, чем следует простому пехотинцу. Пускай побудет в надежном месте, пока мы решим, как с ним поступить.
Искра
Храню эти листы, приколов булавкой к тыльной стенке шкафа. Горничная никогда не убирает за шкафом. Мне следовало бы сжечь их. Я ничего о тебе не спрашиваю, дорогая южанка, поскольку ты никогда не прочтешь этих слов. Сомневаюсь и в том, что мы когда-нибудь увидимся. Но не писать не могу: необходимо поделиться и разобраться во всем… и слишком одиноко, чтобы молча носить в себе.
Путаница. Хаос. Чем больше узнаю, тем меньше ясности. Теперь даже не знаю, с чего начать…
Иона. Пожалуй, с нее. После гадания случилась перемена. Иона смотрит на меня иначе: с ее лица исчез туман. Истаяла та мутная снежная паволока, что говорила: «Я не с вами, я слишком хороша для мира, я – иная». Теперь ее взгляд ясен, остер, пронзителен – когда нацелен на меня. Не думала, что она может так смотреть. Не думала, что Иона способна на такую кристальную ясность, даже во вражде. Это красиво. Теперь мне понятнее, за что Виттор Шейланд полюбил ее.