Лишь только смерть разлучит нас (СИ)

— Александра Григорьевна Муравьёва, урождённая графиня Чернышёва, имея непреклонное желание разделить участь своего мужа, государственного преступника Муравьёва Никиты Михайловича, осужденного верховным уголовным судом, отрекается от дворянских привилегий и звания, переходит на положение жены ссыльнокаторжного, вследствие чего её ограничивают в правах передвижения, переписки, распоряжения своим имуществом. Её детям благородного звания, родственникам и другим лицам недозволено отправляться за ней в Сибирь. Её дети, рождённые в Сибири, будут считаться казёнными крестьянами. — Не унизившись до слез, Александра, молча, все подписала.

* * *

Многочисленная дворня, штат учителей, доктор, домашний художник, крепостной оркестр обслуживали Чернышёвых и частых их гостей. Воспитанная среди роскоши, Саша с малолетства чувствовала к себе внимание и любовь матери, отца и прочих родных. Теперь, добровольно подписав «условия» она теряла весь этот пышный свет, с его балами и роскошью, с его заграничными вояжами и поездками на кавказские «воды». Её отъезд был вызовом всем членам царской фамилии и петербургскому бомонду. Решение жён декабристов следовать в Сибирь за мужьями, разделило, раскололо блестящее светское общество. Им откровенно сочувствовали и открыто ненавидели, тайно благословляли и тайно завидовали их отваге.

* * *

Накануне нового — 1827 года юная светская красавица двадцати трёх лет, собиралась в дальнюю дорогу. Сибирь в те времена была концом света за тридевять земель. Для самого быстрого курьера более месяца пути. Бездорожье, разливы рек и огромное ледяное пространство Байкала, который предстояло переехать. Но больше всего леденил душу ужас перед сибирскими каторжниками — убийцами и ворами.

Уезжая, Александра Григорьевна сердцем знала, что навсегда оставила на руках свекрови своих малолетних дочерей Катю и Лизу, и крохотного сына Михаила, родившегося уже после всех тревог, волнений и суда над декабристами.

* * *

Несмотря на то, что спешила ехать вслед за мужем, Александра ненадолго задержалась в Москве. На прощальном вечере, который устроили родные Муравьевых, Александр Сергеевич Пушкин передал ей рукопись стихотворения, написанное Ивану Ивановичу Пущину, его товарищу по Царскосельскому лицею:

Во глубине сибирских рудХраните гордое терпенье,Не пропадет ваш скорбный трудИ дум высокое стремленье.Несчастью верная сестра,

Надежда в мрачном подземельеРазбудит бодрость и веселье,Придет желанная пора:Любовь и дружество до васДойдут сквозь мрачные затворы,Как в ваши каторжные норы

Доходит мой свободный глас.Оковы тяжкие падут,Темницы рухнут — и свободаВас примет радостно у входа,И братья меч вам отдадут.

Она взглянула на строки и не смогла даже заплакать — от щемящего сердца восторга перехватило дыхание. Склонив голову в кружеве черной шали — Саша протянула Пушкину руку, а когда он приблизил ее к губам, то осторожно поцеловала курчавые завитки на голове.

— Сохрани Вас Бог! Вы — великий Поэт. Не знаю, как и сказать! — прошептала она. — Я непременно все передам Ивану Ивановичу и Никите. За них Вам — моя признательность, мое восхищение.

— А Вам — моё! Вы — святая Женщина! — ответил Поэт.

— Я — только Жена, — тихо проговорила она.

* * *

Александра Григорьевна отправилась в Сибирь в начале января 1827 года. В дороге она вспоминала сверкающую огнями свадьбу с милым её сердцу Никитушкой, упоительный медовый месяц, балы, путешествия. Но чем дальше ехала она по бескрайней заснеженной Сибири, тем тусклее становились эти воспоминания. Почти два месяца — в лютые морозы и пургу длилась эта поездка. День, а порой и ночь, мчалась она в кибитке, довольствуясь, иной раз вместо обеда куском хлеба и стаканом чая, изредка останавливаясь в деревеньках и городках, отстоящих друг от друга на сотни вёрст. В Иркутске Александра Муравьева встретилась с Марией Волконской, которая также находилась на пути к мужу. Они обнялись то, смеясь, то плача — был повод к тому и другому, напились чаю, поговорили о своей дальнейшей судьбе и здесь же расстались. Княгиня Мария Волконская отправилась дальше, на Нерчинскую каторгу, а Александра Григорьевна в Читу, где находился ее супруг.

* * *