Читаем Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. полностью

В большой скале за монастырем Хвачжанса была пещера. Никто не знал ее глубины. В пасмурные дни из пещеры вырывались клубы синего пара и медленно таяли в воздухе. По словам старых монахов, то дышал большой змей, свернувшийся в глубине пещеры. Сначала люди им не верили. Но однажды, когда кончился затяжной дождь, и вовсю палили горячие лучи солнца, из пещеры осторожно высунуло голову какое-то существо и стало осматриваться. По виду голова напоминала кошачью, но была покрыта поблескивающей чешуей. К пещере слетелись сороки и другие птицы. Кружа в воздухе, они подняли гвалт. Перепуганные монахи не решались подойти поближе и рассмотреть это странное существо. И только когда из пасти этого необычайного создания высунулся тонкий извивающийся язык, все поняли, что это огромный змей!

С тех пор монахи, заболевшие лихорадкой, подавив страх, стали подходить к пещере. Удивительно, что, посидев немного у входа в пещеру, они выздоравливали. И люди поверили, что этот змей — чудотворный. Новость распространялась все шире, доверчивые жители из ближних и дальних мест приходили сюда вымаливать исцеление. Всегда приносили они с собой хлеб и хорошую еду. Били в барабан, змей выползал и все съедал. Для людей это стало обычным делом. Так прошло лет пятьдесят.

И вот как-то раз начальник военного гарнизона Пак из Чан-дана проезжал это место на своем резвом скакуне. Он увидел одну деревенскую старушку с больным ребенком на руках, которая поклонялась змею. Змей высунул голову и сожрал принесенную ему еду. Пак очень удивился и почувствовал отвращение. Он выхватил стрелу с белым оперением, прицелился в голову змея, выстрелил и убил его. Монахи страшно перепугались. Они подошли к мертвому змею, стали в растерянности ему кланяться. А начальник гарнизона, ничуть даже и в лице не переменившись, вскочил на коня, взмахнул плетью и ускакал. Так искоренил он зло в монастыре Хвачжанса.

Прошло после того более десятка лет. Пак, послужив во многих уездах и состарившись, возвращался домой с несколькими сопровождающими. По пути он снова заехал в монастырь Хвачжанса. Седые волосы его развевались, вид он имел величавый. Приглядевшись к Паку, монахи спросили у его слуг:

— Этот старец не тот ли самый начальник военного гарнизона, который когда-то убил змея?

И, услышав в ответ, что это он самый, монахи переглянулись. Они с жаром заговорили о нем, восхищаясь его былым подвигом.

— Около этого храма, — сказал Пак, оглядев сидящих людей, — некогда жил прожорливый змей. Я убил его с одного выстрела. Монахи думали, что со мной непременно стрясется беда. Но я жив-здоров и чины имею большие. Разве может такое ничтожное существо, как змей, давать человеку счастье или несчастье? Наоборот, как видите, счастлив тот, кто убил вредного змея. А страх глупых монахов был поистине смешон!

Все — и гости и монахи — с одобрением слушали его. Кто такой был гарнизонный начальник Пак, какова его история — неизвестно. Но был он, конечно, человеком многомудрым и выдающимся. Он не поддался суевериям своего времени. Слышал я, что сыновья и внуки его процветают, что сейчас у них большие семьи.

ЧХА ЧХОЛЛО

(1556–1615)

Из собрания

«ЛЕС РАССКАЗОВ ОСАНА»

ДВЕ ЖЕНЫ ЮНСОНА[93]

Хон Юнсон был назначен главнокомандующим в Хонам. И вот прослышал он, что в городе Чонджу у некоего богатого и знатного горожанина — три дочери-красавицы. Юнсон сразу загорелся желанием сделать одну из них своей наложницей и написал об этом губернатору Хонама. Правитель Чонджу, узнав от губернатора о замысле Юнсона, приказал приготовить для него помещение в своем доме. Затем губернатор и правитель уезда вызвали отца девушек и, сообщив ему о письме Хон Юнсона, сказали:

— Если ты откажешь ему, твоя семья лишится состояния и погибнет. Да и нам не поздоровится. Живо возвращайся домой и приготовь все для брачной церемонии!

Горожанину ничего не оставалось делать, и он ушел.

— Вот нарожали дочерей, — плакали они с женой, — а теперь от них семье только вред один.

Младшая дочь спросила, о чем они так тужат. Но отец ответил, что это, мол, не ее ума дело.

— Если дело касается всей семьи, — возразила девушка, — то почему же сыновья и дочери не должны о нем знать?

И тогда отец с горечью рассказал ей, что случилось.

— Так это же легко уладить, — сказала дочь. — Я знаю, что ответить Хон Юнсону. Пожалуйста, не тревожьтесь!

К приходу Юнсона девушка надела свои лучшие украшения и встала у внутренних ворот. Вошел Юнсон, одетый в военные доспехи. Девушка приветствовала его, сложив руки. Глянул Юнсон — ну и красавица!

— Вы, достопочтенный, — с поклоном сказала она, — были министром, а теперь вот стали главнокомандующим. Но и я происхожу из семьи, очень уважаемой в уезде. Слышала, будто хотите сделать меня своей наложницей. Разве это не унизительно для меня? Другое дело — стать вашей женой. Тут бы я не задумалась. А наложницей не стану, хоть убейте! Не захотите же вы стать виновником моей смерти?

— Чисто женские речи! — засмеялся Юнсон и с поклоном удалился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэмы
Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — РїРѕСЌС' и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. Р' своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал Р±С‹ своего слова и не определил Р±С‹ своего отношения к нему Навои. Так он создал свыше тридцати произведений, составляющий золотой фонд узбекской литературы.Р' данном издании представлен знаменитый цикл из пяти монументальных поэм «Хамсе» («Пятерица»): «Смятение праведных», «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь планет», «Стена Р

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги
Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги