Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв.

— Мы с тобой разошлись три года тому назад! — закричала она. — Ну, зачем ты пришел опять и оскорбляешь меня?!

— Ты, конечно уж, спуталась с другим. Я хочу забрать платья и посуду, что купил тебе!

— На, все забирай! — закричала женщина и принялась швырять ему какие-то вещи.

— Сундук тоже мой, — вдруг говорит этот мерзавец. — Я и его заберу!

— Как это твой? Два куска материи ведь я за него отдала!

— Да один кусок был мой, дура. А раз так, я сундука не оставлю!

— Ты бросил меня, и еще из-за какого-то куска материи хочешь отобрать сундук? Да пусть я умру, а сундука не отдам!

Так ссорились они из-за этого сундука, пока Чхольхо не сказал:

— Я тебе сундук не оставлю. Придется идти жаловаться в управу!

Скоро наступил день. Чхольхо, взвалив сундук на спину, понес в управу. Вслед за ним пришла женщина, и они стали жаловаться друг на друга губернатору. Тот выслушал их и вынес такое решение:

— Муж и жена сообща купили сундук, равно истратив на него по одному куску материи. А посему закон велит: разделить сундук пополам!

И тут же он приказал разрубить сундук большими топорами на две равные части. Стражники схватили топоры, встали по обе стороны сундука и принялись рубить. Но как только застучали топоры, из сундука донесся истошный крик:

— Не убивайте! Не убивайте человека!

— В сундуке кто-то есть, — сказал губернатор с притворным удивлением. — Живо открыть крышку!

Стражники сбили замок и, быстро откинув крышку, опрокинули сундук. Выскочил совсем голый человек и встал посреди двора. И был это не кто иной, как сам воинский начальник! И начальники и подчиненные управы удивились еще больше. Они не могли без смеха смотреть на такое поразительное зрелище и хохотали, зажимая себе рты.

— Да это же господин воинский начальник! — восклицали в толпе. — Как же он нагишом попал в сундук? Уму непостижимо!

По приказу губернатора голый военачальник, прикрывая обеими руками низ живота и согнув спину, поднялся на возвышение. Сидя на циновке с низко опущенной головой, он выглядел жалким и убитым. Губернатор и служащие управы вдоволь над ним посмеялись, и только потом губернатор приказал принести ему одежду. Тогда кисэн, которые всегда ненавидели его, нарочно принесли ему длинное женское платье. В женском платье, с непокрытой головой, босиком прибежал он в храм Конфуция и в тот же день куда-то скрылся. А в Кёнджу его прозвали «командир в сундуке», и стал он посмешищем всего уезда.

ЗАУПРЯМИЛАСЬ

Хан Мёнхве[119] был заслуженным государственным чиновником первого ранга при государе Сечжо

[120]. Никто из подданных государя не пользовался большей любовью и доверием, чем он. Ну и понятно, что Хан, уповая на свои заслуги перед Сечжо, чинил произвол, совершенно ни с кем не считаясь. Даже при дворе и в Трех главных палатах[121] никто не осмеливался пожаловаться на него государю.

Когда Хан был назначен губернатором провинции Квансо, он еще более беззастенчиво стал творить беззаконие. Тех, кто противился его воле, немедленно пытали и предавали смерти. Множество людей погибало от его руки, падая, как скошенная конопля. Все трепетали перед ним, как перед тигром.

Однажды Хан услышал, что в уезде Сончхон в семье главы местной управы есть прелестная девушка. Хан вызвал главу в свою губернаторскую резиденцию и без обиняков приказал:

— Говорят, у тебя красивая дочь. Так вот, я хочу взять ее в наложницы. В ближайшее время буду объезжать провинцию, сам заеду к тебе и заберу ее. Я тебя предупредил, имей в виду!

— Моя недостойная дочь, — трепеща от страха, ответил глава управы, — жалкая замарашка. А что болтают о ее красоте, так это враки. Но раз вы изволили приказать, смею ли я ослушаться?

Глава вернулся домой в мрачном настроении, по лицу было видно, что стряслась большая беда.

— Батюшка, — спросила дочь, — а зачем вас вызывал губернатор? Вид у вас такой печальный. Что-нибудь случилось? Скажите, что вас тревожит.

А у него даже слова с языка не шли. Дочь несколько раз принималась настойчиво расспрашивать его. Наконец он глубоко вздохнул и сказал:

— Мы в самом деле попали в большую беду. Не знаю, как от нее и избавиться. Губернатор хочет сделать тебя своей наложницей. Разве это добрая весть? Не пойдешь — непременно убьет. А пойдешь, так станут болтать по всей округе, что, мол, семье невтерпеж стало — отдали девушку в наложницы. Какое ужасное несчастье!

— Ой, батюшка! — выслушав его, рассмеялась дочь. — А я-то думала, что за беда. Да зачем вам из-за какой-то девчонки рисковать жизнью? От дочери ведь можно и отказаться. Разве должна погибать из-за меня вся семья? Не печальтесь. А если со мной что случится, значит, так уж суждено, и вам нужно смириться. Положитесь на меня!

— Ф-ф-у! — облегченно вздохнул отец. — После твоих слов и на душе будто полегчало.

Однако с тех пор вся семья жила в тревоге и страхе. Одна дочь была спокойна и даже посмеивалась, как ни в чем не бывало. Вскоре в Сончхон прибыл губернатор.

— Пусть дочь твоя принарядится, — вызвав главу управы, сказал он, — и ждет меня!

Вернувшись домой, глава занялся свадебными приготовлениями.