Читаем Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. полностью

— Мошенника Ким Ки немедленно арестовать и доставить в суд!

Чиновник кликнул нескольких судейских служителей попроворнее и приказал им немедленно схватить и привести Ким Ки. Служители тут же отправились к дому Ким Ки. А сам Ким Ки в это время, узнав о том, что Чхве Кён арестован и находится в суде, очень обрадовался и подумал: «Эти мошенники, отец и сын, не хотели вернуть мои денежки! А если продать их дом, все вещи и землю, то можно сполна вернуть все, что мне причитается! Пусть теперь этот щенок на коленях умоляет меня — я не позволю ему задержать ни одной пхуны!»

Словом, Ким Ки был очень доволен.

Но вдруг дверь горницы открылась, быстро вошли здоровенные судейские служители и, осыпая его тумаками, злобно закричали:

— Ах ты, негодяй! Ты, говорят, ловко умеешь вымогать чужие денежки! Но сегодня, подлец ты этакий, тебе покажут, как грабить порядочных людей! На твой зад натянут воловью шкуру и будут нагревать ее! Сегодня ты узнаешь, что это такое! Из-за тебя, мошенник, нам пришлось тащиться сюда, в такую даль, и мы устали! Еще скажи спасибо, что мы к тебе пришли, живо выкладывай пятьдесят или сто лян!

И они продолжали избивать его. А Ким Ки, попав в такую переделку, не знал даже ее причины. Он не мог вынести побоев и, умолив служителей, чтобы они перестали, дал им пятьдесят лян. После этого они привели его в суд. Там сидел судья, перед ним стоял чиновник, а внизу во дворе распростерся на коленях Чхве Кён. Судейские служители поставили Ким Ки около лестницы. Судья свирепым голосом закричал:

— Этот негодяй — вор! Привязать его к скамье и, пока он не расскажет сам о своем преступлении, бить большими палками!

Служители крепко привязали руки и ноги Ким Ки к скамье, схватили толстые ясеневые палки и, встав по двое с обеих сторон, принялись изо всех сил бить его. А судья сказал:

— Ты прекрасно знаешь, в чем состоит твое преступление, и, если хочешь избежать смерти, расскажи обо всем сам!

Кроме того, он прикрикнул на судейских служителей:

— Если будете бить его слабо, то сами отведаете палок! Учтите это и бейте как следует!

Чиновник тоже приказал им:

— Сильнее бейте!

И служители, стоя вокруг скамьи, стали бить Ким Ки еще сильнее, приговаривая:

— Сознавайся! Сознавайся!

Так Ким Ки впервые в жизни отведал палок! Было очень больно, а удары не прекращались. Разве можно вытерпеть такую боль? И он подумал: «Раньше я часто привлекал к суду людей, которым ссужал деньги и которые не могли вернуть долг. Их били палками и заставляли уплатить мне деньги. А теперь страдания этих людей пали на меня за прошлые грехи!»

Он сказал судье:

— В самом деле, я, презренный, совершал кое-какие проступки, но я не знаю, за какой из них меня наказывают сейчас! Знать бы хоть, за что умираешь!

Судья грозно ответил ему:

— Слушай меня! С давних пор ты известен как ловкий вымогатель чужого добра. Ссудив немного денег, ты брал огромные проценты, получая на каждый лян — десять, на каждые десять — сто и тысячу, а на каждые сто — десять тысяч! И хотя ты стал самым богатым человеком в столице, алчность твоя не уменьшилась: теперь ты хотел обмануть Чхве Кёна и присвоить его имущество. Подлый вор! А ведь ты был старым другом его отца! Но вместо того, чтобы, как полагается честному другу, помочь его обедневшему сыну, ты, наоборот, переправил в расписке иероглиф «сто» на иероглиф «десять тысяч», стараясь обмануть этого юношу и ввести в заблуждение суд. Ты такой же преступник, как заправский вор, и наказывать тебя следует, как вора. Разве я могу не наказать тебя сурово и не предостеречь тем самым тебе подобных? Посмотри хорошенько на иероглиф «десять тысяч», который написан в этой расписке! — и судья подал ему расписку.

Ким Ки прочел ее. Было совершенно ясно, что иероглиф «десять тысяч» написан вместо какого-то другого! Разве мог Ким Ки сказать хоть что-нибудь в свое оправдание? Однако молчание могло обернуться еще хуже, и потому он сказал:

— Когда я получил эту расписку, все иероглифы были написаны отчетливо и не вызывали никакого сомнения. Если бы я знал, что может выйти, то прочел бы эту расписку внимательнее, когда получал ее. А теперь мне остается только пенять на себя за такую оплошность!

Судья закричал:

— Вы только послушайте этого негодяя! Ты же сам исправил иероглиф, а вину сваливаешь на должника! Разве ты не знаешь, что усугубляешь этим свое преступление?!

И он грозно приказал судейским служителям:

— Бейте этого негодяя до тех пор, пока он не признается, что переправил иероглиф своей рукой!

Служители снова схватили палки и стали бить его еще сильнее, чем прежде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэмы
Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — РїРѕСЌС' и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. Р' своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал Р±С‹ своего слова и не определил Р±С‹ своего отношения к нему Навои. Так он создал свыше тридцати произведений, составляющий золотой фонд узбекской литературы.Р' данном издании представлен знаменитый цикл из пяти монументальных поэм «Хамсе» («Пятерица»): «Смятение праведных», «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь планет», «Стена Р

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги
Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги