Листопад

Бывал у Владимира Ивановича Смирнова. В институте учился по его учебнику математики, поэтому у меня к Владимиру Ивановичу было особое почтение. Академик Смирнов считал, что попал в академики по математическим наукам по недоразумению, на самом деле он должен был быть музыкантом, он обожал музыку. Он жил в детстве возле Зимнего дворца, родители его имели какое-то отношение к императорскому оркестру, и все его детство прошло среди музыкантов, но, «к несчастью», у него проявились незаурядные способности к математике, родители его направили в Университет, и он стал заниматься математикой, и так успешно, что вышел в академики. Но его душа была предана музыке. Он аккуратно посещал Филармонию, слушал пластинки. Мы с ним часто рассуждали о музыке, о том, почему математики так тянутся к музыке, причем старинной музыке, кажется, как правило они предпочитают Баха, Перголези, Вивальди, Моцарта. Владимир Иванович был человеком чрезвычайно высокой учтивости. Если мы договаривались, что я приду к нему в таком-то часу, он встречал меня на дороге, никогда не было случая, чтобы он был в доме, всегда или у калитки, или возле, хотя он был намного старше меня. Как-то я сидел у Владимира Ивановича, и пожаловал в гости к нему Леон Канторович, тоже математик, лауреат Нобелевской премии. Это был его друг. Канторович жил в гостях у Линников, которые тоже были математики, они жили рядом, и вот зашел в гости. Я, конечно, сразу обратился к Канторовичу: «Вы могли бы рассказать, за что вы получили Нобелевскую премию, потому что никто кругом меня понять это не может?» Он стал объяснять, я почти все понял. Я давно заметил, что великие ученые часто отличаются тем, что говорят с непосвященным так, что он может понять их. И блеск Канторовича, и блеск Смирнова состоял в том, что сложные проблемы, самые сложные, они умели объяснить на пальцах так, что мне становилось понятно, и приятно, и весело оттого, что, оказывается, это так просто.

Это общее свойство больших ученых, они могут свою науку низвести до простоты.

Леонида Витальевича Канторовича у нас недославили, мало оценили. Во-первых, его работы, связанные с экономикой, с рациональными математическими подходами к хозяйству, не годились советской системе, они больше соответствовали европейской, капиталистической; во-вторых, еврей, это тоже играло роль.

Я уверен, что Владимир Иванович, если бы поступил в Консерваторию, стал бы выдающимся музыкантом. В Университете талант помог ему в математике, хотя талант — вещь не универсальная, но математики не случайно любят музыку, не случайно и другое: не случайно, что Пушкин — отличный рисовальщик, что Лермонтов писал хорошие картины маслом, известны рисунки Достоевского, известны хорошие стихи Шагала. Удачных совместителей много. Евгений Лебедев, великий актер театра Товстоногова, все свободное время вырезал из дерева или лепил. Он подарил мне один из превосходных барельефов Товстоногова, своего шурина.

По утрам мы с Лебедевым любили пешком отправляться на Щучье озеро купаться. Примерно в полвосьмого утра два с лишним километра до озера были украшены рассказами Евгения Лебедева, каждый рассказ был спектаклем на ходу.

Щучье озеро — это комаровская реликвия. Озеро небольшое, красивое, оно словно вырубленное в лесу, зеленые стены плотно обступили его по всем берегам, с одного края — холмы, это горное Комарово. Щучка неглубока, но у нее свой норов. Где-то в июне — в начале июля вода в озере становится как бы мыльной, тело покрывается скользкой, чуть желтоватой слизью, это цветут водоросли, потом мыльность проходит. Есть по берегам маленькие травяные пляжи, возле них песчаное дно, тоже маленькое — прибрежная полоса. Десятилетиями ее окультуривают — ставят скамейки, контейнеры для мусора; скамейки тут же ломают на костры, а берег, конечно, замусоривают, в контейнеры редко кто бросает мусор. В иные годы горожане сотнями заполняют все берега своими телами и машинами, казалось, что озеро погибнет, вода превратится в грязный жирный бульон, но жизнеспособность этого озера пока что побеждает, наутро в понедельник после двухдневного насилия оно встречало нас свежее, чистое, с обязательными утиными выводками.

У Щучьего озера сошлись три российские особенности — безнадежность всех усилий администрации района: она ставит скамейки, контейнеры для мусора, иногда даже столы, но все напрасно. Все сжигают на кострах. Второе — наше экологическое хамство и третье — отсутствие сервиса. Надо бы продавать дровишки для костров, воду для чая, обеспечить простейшую обслугу, вплоть до туалета.