«Сам роман возбудил во мне живой интерес: есть целые десятки страниц сплошь удивительных, первоклассных, – все бытовое, описательное, – охота, катанье ночью и т. д.; но историческая прибавка, от которой, собственно, читатели в восторге, – кукольная комедия и шарлатанство… Со всем тем есть в этом романе вещи, которых, кроме Толстого, никому в целой Европе не написать и которые возбудили во мне озноб и жар восторга».
Мнения критиков были противоречивы. Так, H. Н. Страхов утверждал, завершая свою статью похвалой, что в романе есть:
«Полная картина человеческой жизни.
Полная картина тогдашней России.
Полная картина всего того, что называется историей и борьбой народов.
Полная картина всего, в чем люди полагают свое счастье и величие, свое горе и унижение.
Вот что такое «Война и мир».
Он увидел на страницах романа «торжество национального типа».
В то же время Н. В. Шелгунов писал: «Еще счастье, что гр. Толстой не обладает могучим талантом, что он живописец военных пейзажей и солдатских сцен». Критик не увидел в романе «глубоко жизненного содержания». Этот видный деятель демократической критики был сторонником открытой тенденциозности в литературе и поэтому не только Толстой и Тургенев, но и Щедрин подвергались его резкому суду.
Были критики, которые утверждали: «В том же виде, как роман написан, он представляет ряд возмутительных грязных сцен…»
Д. И. Писарев в статье «Старое барство» называет роман «…образцовым произведением по части патологии русского общества».
Д. Н. Овсянико-Куликовский возвеличивает историческое значение «Войны и мира» до степени народного эпоса, называет роман русскими «Илиадой» и «Одиссеей».
Некоторые историки активно поддерживали описания военных событий в романе. Но была и активная оппозиция среди старых генералов.
Таковы суждения современников, которые появлялись по мере выхода частей романа «Война и мир». Они помогают представить направление дальнейшей полемики.
Работа над романом шла интенсивно, в 1869 году в печать был сдан его последний том.
Л. Толстой вновь обращается к педагогике, и в биографии писателя эти годы часто обозначают как второй педагогический период (напомним, что он стал заниматься школой в 1849 году).
Школы, которые он создал ранее, существовали, и в конце 60-х годов писатель вернулся к этому делу. Толстой работает над «Азбукой», проверяет ее, организуя обучение крестьянских детей всей семьей. Учат этих ребятишек вместе со взрослыми даже старшие дети Таня и Сережа (7 и 8 лет).
Лев Николаевич был полностью погружен в свои педагогические заботы. Толстой хотел организовать «университет в лаптях», что-то вроде учительской семинарии. Этот замысел не был реализован. Софья Андреевна писала брату: «Левочка весь ушел в народное образование, школы, учительские училища, т. е. где будут образовывать учителей для народных школ, и все это занимает его с утра и до вечера. Я с недоумением смотрю на все это, мне жаль его сил, которые тратятся на эти занятия, а не на писание романа…»
Поездка во вновь приобретенное самарское имение расширила круг впечатлений писателя о жизни народа. Он пишет, что ему «…ново и интересно многое: и башкиры, от которых Геродотом пахнет, и русские мужики, и деревни, особенно прелестные по простоте и доброте народа». На приволжские степи надвигался голод, неурожай грозил жителям этого края бедствием, и Толстой публикует «Письмо к издателям»
– призыв о помощи голодающим. Были собраны пожертвования, которые помогли спасти многих крестьян голодающих деревень.19 марта 1873 года в комнату, где лежала больная тетушка Татьяна Александровна Ергольская и сидели Софья Андреевна и Сережа, вошел Лев Николаевич. «Увидав открытый томик Пушкина, он прочел: «Гости съезжались на дачу». Лаконичность и простота фразы поразила его: «Вот как надо начинать.
Пушкин – наш учитель. Это сразу вводит читателя в интерес самого действия. Другой бы стал описывать гостей, комнаты, а Пушкин прямо приступает к делу».
Кто-то из присутствующих предложил Льву Николаевичу воспользоваться этим началом и написать роман.