Литература для нервных

Если мы станем разбираться в общих законах восприятия, то увидим, что, становясь привычными, действия делаются автоматическими. Так уходят, например, в среду бессознательно-автоматического все наши навыки; если кто вспомнит ощущение, которое он имел, держа в первый раз перо в руках или говоря в первый раз на чужом языке, и сравнит это ощущение с тем, которое он испытывает, проделывая это в десятитысячный раз, то согласится с нами. Процессом обавтоматизации [тотальной автоматизации] объясняются законы нашей прозаической речи с ее недостроенной фразой и с ее полувыговоренным словом. Это процесс, идеальным выражением которого является алгебра, где вещи заменены символами. В быстрой практической речи слова не выговариваются, в сознании едва появляются первые звуки имени. <…> Так пропадает, в ничто вменяясь, жизнь. Автоматизация съедает вещи, платье, мебель, жену и страх войны.

А в литературе слово должно стать живым, ярким, нести в себе художественный образ

или его зерно или служить сигналом, что мы попали во вторую реальность

с ее законами. Так нам возвращается ощущение свежести жизни, как если бы она только что появилась на наших глазах. Слово Шкловскому:

И вот для того, чтобы вернуть ощущение жизни, почувствовать вещи, для того, чтобы делать камень каменным, существует то, что называется искусством. Целью искусства является дать ощущение вещи, как ви́дение, а не как узнавание; приемом искусства является прием «остранения» вещей и прием затрудненной формы, увеличивающий трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен; искусство есть способ пережить деланье вещи

<…>.

Пока «вещь» (т. е. произведение) создается, автор непосредственно переживает создаваемый мир, и это передается читателю. Видеть, а не узнавать, знакомиться, а не считать известным, жить сейчас, а не как всегда, – вот каково главное умение художника, в частности писателя.

Процесс необходимой деавтоматизации слова в литературе описан Шкловским уже в самой первой работе – «Воскрешение слова» (1913). В статье «Искусство как прием» эта мысль углубляется. Автор показал, как Лев Толстой остраняет слова: «<…> он не называет вещь ее именем, а описывает ее, как в первый раз виденную, а случай – как в первый раз произошедший, при чем он употребляет в описании вещи не те названия ее частей, которые приняты, а называет их так, как называются соответственные части в других вещах». После этого Шкловский привел многочисленные примеры из рассказа «Холстомер», в котором эффект усиливается еще и тем, что повествование ведется от лица главного героя – лошади. Другие примеры – из «Войны и мира»: