Литературная Газета 6302 ( № 47 2010)

Принцип естественной дистанцированности культур друг от друга гипертрофируется настолько, что тотально устраняется фигура собеседника, в роли которого может выступать другая культура. Разрыв духовных связей и упразднение диалога становятся чуть ли не единственным условием самосохранения этих культур. Есть и такой аспект, в статье не обозначенный, но реально существующий. Неоднократно подтверждённый историей факт: риторика культурной самоизоляции, какой бы талантливой она ни была, неизбежно вовлекается в логику воспроизводства межнационального конфликта как его предпосылка.

В книге «Мы жили рядышком с Граалем» балкарского прозаика Б. Чипчикова нет никакой нарочитой артикуляции различия как визитной карточки идентичности и в то же время исконные ценности своего народа неопровержимо дают знать о себе в психологических нюансах, ментальных тонкостях, в поведенческом стиле героев. В повестях «Там, где будет стоять дом», «Нерестились рыбы в свете лунном», в виртуозно написанных рассказах «Джантуган», «Возвращайся свободным!», «Бэлла» многомерная мысль автора, что называется, неевропейских кровей разомкнута в пространство современных нравственных коллизий и экзистенциально значимых вопросов, «удерживая» характерность национального бытия, неповторимость «местного колорита». В поисках определения авторского метода можно сослаться на творческий неотрадиционализм, сопрягающий современную культуру письма и мышления с этическим потенциалом «поэтического консерватизма». Последнее словосочетание – из давней работы А.Н. Веселовского «Прометей в кавказских легендах и мировой поэзии». Рассматривая тему слияния греческого мифа о Прометее с местными преданиями о скованных титанах-страдальцах, учёный выделил бессмертие народной памяти или поэтический консерватизм, сберегающий тысячелетиями духовное богатство народа, в том числе память о прикованном к кавказским горам Прометее.

Наглядной и выразительной формой диалогического взаимодействия был и остаётся художественный перевод. В 1934 году Э. Капиев составил, откомментировал и издал в Москве «Дагестанскую антологию». В предисловии он, как было принято, сказал о «…недостаточном овладении нашими авторами марксистско-ленинским мировоззрением». Установка требовала свято соблюдать чистоту классового подхода при подборе правильных имён.

Но в число авторов Капиев позволил себе включить кумыка Магомет-Эффенди Османова, хотя, как сказано в биографической справке, он «родился в богатой и знатной семье», лакца Юсуфа-Кадия Муркилинского, хотя он «получил высшее духовное образование», аварцев Али-Хаджи из Инхо, виднейшего представителя религиозной поэзии, и Гамзата Цадасу, хотя он «вышел из чуждой и враждебной среды – духовенства». Яркие имена, без которых история дагестанской литературы непредставима, включены вопреки продекларированному положению о «недостаточном овладении».

Капиев понимал, что, во-первых, без них книга, претендующая на статус антологии, будет заведомо неполной. Во-вторых, он не мог упустить возможность представить таких поэтов в переводах на русский язык. Капиев дорожил этим историческим шансом, понимая, что перевод не только выполнял функцию авторитетного признания автора как писателя, но и открывал выход в мир.

Перевод ориентирован на сверхзадачу – не давать погаснуть идее взаимоузнавания, возобновлять с каждым новым переводом встречное движение исходя из основополагающей посылки: нет культуры, от имени которой кто-то скажет мне, «что здесь я на чужбине». (А. Ахматова. «Луна в зените».) Вступая в диалог с другими литературами от имени своей, В. Брюсов переводил армянских поэтов, Б. Пастернак – грузинских, Я. Козловский – дагестанских, но кто посмеет сказать, что в чужих текстах они оказались на чужбине?

Клишированное словосочетание «общекультурное пространство» рискует утратить смысл без попытки открыть вновь идею диалога в современных условиях, когда различия умножаются, но и спрос на взаимопонимание явно повышается.

Задача преодоления тривиальности и инерционности употребления понятия «диалог», периодически возникающая на разных истор ико-культурных этапах, сегодня предполагает признание ценности разнообразия, права быть другим и в то же время снятие абсолютизации различия как такового. Снятия не различия, а именно его абсолютизации, которая, кстати, щедро подпитывала этнократические революции, вспыхнувшие на постсоветском пространстве.

Ключевые для гуманитарного знания понятия concordia discors (единство несходного), е pluribus unum (единое из многого) не требуют отказа от самобытности: несходное оставалось несходным, тяготея в силу внутренне мотивированного развития к единству – назовите его надэтническим уровнем, сферой культурных универсалий или пространством «мировой литературы».