Литературные теории XIX века и марксизм

Как мы могли убедиться, ознакомившись с методологией и практикой Меринга, критика Энгельса прошла для него без всякого влияния. Во всей своей литературной деятельности Меринг отстаивал "самостоятельную" линию весьма последовательно, - правда, со всеми непоследовательностями и противоречиями, свойственными этой линии. Известно, что в истории рабочего движения это ставило его во все более резку" противоположность к Марксу и Энгельсу. За "спасением" Лассаля последовало "спасение" Швейцера, а затем даже Бакунина. Сам Меринг считал, что он восстанавливает этим историческую справедливость. Он думал, что продолжает этим то дело, которое он издавна делал по отношению к буржуазной историографии, разрушая исторические легенды, "спасая" исторические личности, оклеветанные легендой. Это и в самом деле составляло ценную часть его революционных традиций. Меринг был в этом отношении сознательным преемником Лессинга, и, в деле разрушения прославляющих и опорочивающих легенд, его заслуги весьма значительны. Но когда он перенес эту же точку зрения в историю рабочего движения, его метод превратился в метод исторического спасения определенных оттенков оппортунизма, особенно того оппортунизма, который возник вследствие сохранения традиции радикально-буржуазной идеологии. Из всего вышеизложенного достаточно ясно, что "спасением" Шиллера Меринг преследовал ту же цель в эстетике и истории литературы, что и "спасением" Лассаля в истории социал-демократии. Смесь анархистской "свободы мысли" и механически-бюрократического контроля в германской социал-демократии вызвала на левом крыле партии оппозицию, которая не смогла однако-как во всех прочих вопросах - подняться до правильной, большевистской точки зрения партийности, а выразилась, увы, в отмеченной выше "самостоятельности" Меринга по отношению к Марксу и Энгельсу. Что Меринг был тут не одинок, показывает рецензия Розы Люксембург на его биографию Шиллера. Она называет эту книгу "высоко отрадным даром немецкому рабочему классу, получившему теперь свободное как от буржуазно-тенденциозных, так и от партийно-тенденциозных извращений изображение великого поэта"[313]

.

Эта ложная позиция левых в немецкой с.-д. находится в теснейшей связи с ее неспособностью последовательно провести в теории и практике настоящую борьбу против оппортунизма II Интернационала, как это удалось сделать большевикам под руководством Ленина. Тот особенный оттенок, который представляет при этом Меринг, нам уже известен.

Наряду со "спасением" Шиллера в центре деятельности Меринга как историка литературы стоит "спасение Фрейлиграта. Именно в этом отношении к Фрейлиграту проявляются наиболее ярко все слабые стороны Me-ринга - его неспособность преодолеть свое собственное буржуазно-демократическое прошлое. Меринг не ограничился тут совершенно ложным, прикрашивающим истолкованием образа Фрейлитрата, но пошел дальше и как издатель Маркса и Энгельса не пропустил целого ряда их важных высказываний об этом поэте, чтобы создать видимость, будто его собственный взгляд на Фрейлиграта не противоречит взгляду Маркса и Энгельса. Так этот разрушитель стольких буржуазных исторических легенд сам создал новую историческую легенду: легенду о якобы последовательно-революционном поэте Фрейлиграте, который с момента своего сближения с революционным движением оставался революционером до конца своих дней и, несмотря на мимолетные личные трения с Марксом и Энгельсом, всегда был их другом и соратником. Мы остановимся несколько подробней на этой легенде о Фрейлиграте, потому что в ней обнаруживаются самые крайние и самые опасные выводы из всей позиции Меринга и потому что она находится, как мы увидим, в глубочайшей связи с теми его ошибочными взглядами, которые мы разобрали выше.

Согласно взгляду Меринга, Фрейлиграт является уже в своей первой революционной книге стихов "Са ira" (1846 г.) последовательно революционным поэтом. Мерингу было известно, что Маркс и Энгельс держались на этот счет иного мнения и ясно высказали свой взгляд в статье "Истинные социалисты" (1846 г.). Меринг знал эту в то время еще не опубликованную статью, но не включил ее в свое издание литературного наследства. Он находит, что эта статья не имеет "особого значения". Маркс и Энгельс, говорит он, "увлеченные только что достигнутой ими полной ясностью мысли, слишком подчинили свой эстетический вкус своим экономическим и политическим воззрениям"[314]

. И в другом месте: "При этом они упустили из виду, что поэт имеет право говорить на собственном языке, который по своей логической четкости не может и не должен равняться с научным"[315].