Литерное дело «Ключ»

Это было что-то совсем новенькое. Так он никогда не думал о руководстве страны, о своих непосредственных и прямых начальниках. «Она, эта панельная девка, сглазила меня, вот в чем дело…» – тихо произнес вслух. Ч-черт… Но ведь правда в том, что не была она панельной… Тонкая штучка, и, увы, все очень похоже на вторжение швейцарцев. Но, с другой стороны, контроперация контрразведки – это свидетельство осведомленности минимум о двух моментах. Первый: разведчик должен быть засвечен. В этом случае применяют «наружку» и литерное обслуживание. Если же контрразведка знает о том, что объект получил шифровку или иное сообщение, атака может быть усилена, и можно попытаться подставить «тело», например. Но о какой засветке идет речь, если постоянные проверки всех без исключения помещений прослушки, визуального вторжения или физического проникновения не обнаружили? Ведь применял ведомственную электронную разработку, за которую Оперативно-техническое управление Государственную премию получило! Не может того статься, чтобы Запад в этом деле опередил родных технарей на две головы? Не бывает такого! Наблюдения за собой не обнаружил ни разу. Два года назад, при въезде, ни малейших сомнений, никакого ощущения опасности не возникло. И наконец, каким святым духом могли узнать они о задании, о конкретике? Это же очевидная ересь! И все это в сумме означает только одно: по-вез-ло! И больше ничего! Мистика, да, но факт остается фактом: он мгновенно, будто по велению какой-то высшей силы, вышел на нужного человека по всем параметрам, вот в чем дело! Причастна к банку – раз. Занимает далеко не последнее место – ведь богата, независима, вряд ли ей понадобилось прозябать в девочках на побегушках. К тому же, в прошлом, родственными связями причастна к тем самым российским делам, о которых печется и Москва! Можно предположить, что эта ее причастность сделала для руководства банка ее кандидатуру наиболее предпочтительной, – скажем, в делах управления романовским вкладом. Это очень, ну просто очень вероятно, и дай бог эту вероятность проявить и использовать.

Итак, встречи следует продолжить. Подождать, пока она, сгорая от нетерпения, позвонит? Нет, нет и нет! Позвонить самому, и немедленно! Это разгоревшееся пламя надобно поддерживать и лелеять. Трепетность! Нежность! Чувства высшего качества! Зачем ей, пресыщенной любовными утехами, болван? Она открыла в нем бездну, полную звезд! Увеличим их количество, раздвинем небо до необъятных пределов, пусть парит пташечка, не зная усталости и печали…

Над городом бездонно мерцала ночная чаша, благостная, умиротворенная, добрая. Наверное, под этим звездным сводом лежала земля и жили люди со своими неизбывными проблемами и заботами, огорчениями и неурядицами, здесь все было точно так же, как и в остальном мире. В остальном – кроме родины любимой, может быть…

Впервые Абашидзе задумался об этом еще в Париже, когда пересаживался на марсельский скорый, который должен был умчать к месту постоянной службы. Сорбонна, студенческий безудержный шум и гам, пирушки с легкими женщинами, строгие профессора, которые на все закрывали глаза. На все, кроме будущей профессии. Здесь строгость не имела границ, потому что из стен этого заведения выходили образованные люди. Неучей хватало везде… Он сроднился с Латинским кварталом, со средневековой строгой традицией и вдруг понял, что жизнь состоит не из одних заданий и их исполнения, призывов к труду и любви к родному советскому правительству. Здесь никто никого и никуда не призывал (разве что зазывали, но это было сиюминутно), однако люди сознавали себя и грызли гранит науки, не осложненной «светлым будущим». А родина требовала образцовой учебы, скромности, веры в идеалы 25 Октября, она отрицала неразборчивые связи, но настаивала на обретении таковых в престижных деловых кругах, среди чиновничества, в мире художников и артистов. Человек здесь должен стать другим, хорошо, что они там понимали это и не требовали, как маоисты, например, постоянного хождения в посольство, встреч с идеологами, они как бы мирились с тем, что человек Системы временно подпал под влияние и веяние капиталистической бездны. Временно, потому что ни один практически нелегал не оставался на своем посту слишком долго. Приходилось переезжать и возвращаться к родимым берегам при первой, пусть самой призрачной, опасности. Пока таких опасностей у него не возникало, слава труду…