Читаем Литконкурс Тенета-98 полностью

В день похорон родители, вопреки наставлениям и указаниям, почему-то не удерживали меня дома, когда позвонил закадычный приятель и предложил прогуляться. Помню, что было холодно, почти так же, как сегодня, дул противный гиперборейский зефир, еще более невыносимый из-за отсутствия снега. Земля, казалось, съежилась под музейным стеклом льда до могильного холмика или даже прощальной горсти суглинка (именно так, неуклюже, думалось тогда, будто чувствовал конец эпохи). Город стал чужим, наше детство растащили в качестве сувениров " на память" (через неделю мы разбили музейную витрину, обчистили все карманы, закрома и портмоне вобщем, вернули детство с лихвой и сейчас мне кажется, что мы просто давали его взрослым в рост). Лишенные привычных ориентиров, пугаясь милицейских патрулей (напутствие родителей), мы забились в свой «окоп» под балконом первого этажа. Там-то рыжий-бесстыжий Севка и проявился в моей судьбе как змейсоблазнитель (в первый, но не в последний раз). Я недолго мялся после предложения «дернуть» пива (хотя желания не было, Бармалей просто взял меня "на слабо"). Кстати, бутылку он стащил у родственников. На мой вопрос — не заметят ли — Сева продемонстрировал 27 с половиной зубов и объяснил, что дома с утра гульба и дым коромыслом. Помню, что пиво было холодное, противногорькое, и жутко мне не понравилось (приохотился я к нему только лет через семь, уже будучи студентом). Сейчас во всей этой истории более всего меня волнует одна деталь — как только пустая бутылка звякнула о землю, раздался нестройный вой десятков сирен…

…сирены…

Мимо троллейбуса с шумом и визгом проносится свадьба, на миг темнеет в глазах и я вижу, как в темноте за стеклом блестит созвездие волчьих глаз. Кажется, у Костомарова был описан подобный наговор на свадебный поезд. Интересно, кому могли помешать эти молодые ребята? Наваждение проходит, и я смеюсь над собой. Стоящий рядом мальчуган что-то пишет на стекле, дуя на замерзшие пальцы. Пишет зеркально, так что не сразу понимаю смысл. На светофоре к нам пристраивается богатый «мерс», и на стекле тут же появляется «АЛДАП», а мальчишка начинает корчить рожи водителю и сидящей рядом с ним даме в мехах. Заметив, что на него обратили внимание, подкрепляет свою пластическую миниатюру непристойным жестом. Пытаюсь его урезонить. Он затихает, но когда я выхожу из троллейбуса, на заднем стекле появляются буквы "С-У-К-…".

Через тощие проулки и грязные дворы прохожу к осевшему зданию. Это моя школа. Сегодня здесь проходит вечер выпускников … года. Нахожу наш класс, открываю тяжелую дверь. Темно, мерцают огоньки. Опять это наваждение! Левой рукой нашариваю выключатель. Лампы дневного света не успевают зажечься, кто-то осторожно отодвигает меня от выключателя и приводит его в исходное положение. Еще раньше, чем заканчивается осторожный шепот, понимаю: мы поминаем Валерку. Он командовал погранзаставой и погиб в Таджикистане два года назад. Свечи гаснут, загорается свет. Воспользовавшись временной слепотой однокашников, осматриваю класс. Все здесь, я пришел последним. Все, кроме Валерки, Леонардо Недовинченого и Оксанки. Недовинченый закончил свой престижный вуз, а теперь крутит баранку somewhere in USA. Оксанка там же, где теперь Валерка. Ребята, если видите нас — ПРИВЕТ!

Наконец-то проморгались. Пью штрафную. Разговоры, разговоры… Кто, когда, почему, зачем, от чего … Как водится, говорим о том, что не сложилось. Вот еще один Валерка, тоже герой — герой подворотни. Даже он, блистая фиксами, жалуется на что-то. Жалоба жлоба. Миша облысел и еще больше стал похож на Вечного Жида. У Петьки трясутся руки. Клеопарда и Клеопадла по-прежнему похожи друг на друга. Алина, как и раньше, одета так бедно, что это кажется элегантным (мало что изменилось, были отец-алкоголик и матькрохоборка, теперь — больная бабушка и муж-пропойца).

Что-то надрывается внутри… Видимо, вскоре тоже придется прилаживать чужие нервы. Черти, я вас люблю, почему же у нас все ТАК! Кроме вас, у меня никого нет. Внутри что-то рвется, и я понимаю: мы — не люди, мы — интерлюдии, прелюдии, нас чему-то очень важному не научила покойная Серафима Ивановна. Давайте же соберемся 1 сентября снова — в первый раз в первый класс…

Я стою на платформе. Мой поезд. Мой вагон. Последний. Темный вагон.

Версия 29.03.99 г.

Зоя Потемкина

Селедка в шоколаде

— СЕЛЕДКА В ШОКОЛАДЕ-

(трагикомедия в двух действиях)

Действующие лица:

Женечка и Славуня — семейная пара

Натуся — подруга Женечки

Витюша Холостяков — приятель Славуни

Всем персонажам около 40 лет.

Селедка в шоколаде.

Трагикомедия в двух действиях, двенадцати сценах.

Действие первое: сцена 1–5.

Действие второе: сцена 6 — 12.

Между первой и восьмой сценами проходит около недели.

Действие сцен 8-12 происходит непрерывно, с утра до глубокой ночи. Погода в ходе действия резко меняется — от снега с дождем до жары и духоты. В последних трех сценах идет дождь с громом и молнией.

Сцена 1.

(Сумерки. Кухня. Женечка и Натуся пьют кофе.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза