— На самом деле, есть средство вернуть Вашего братца в норму. Живая вода могла бы снова сделать его человеком. Но вот где ее взять — я не знаю. Могу лишь пообещать, что запрошу всех своих знакомых коллег в Европе.
Это окончательно успокоило Аленушку, что в свою очередь обрадовало всех остальных. Колобок от радости начал пахнуть так сильно и вкусно, что у нас засосало под ложечкой, поэтому предложение незадачливой автовладелицы остаться пообедать было, конечно же, с благодарностью принято. А после сытной и чисто русской еды, которой нас попотчевала хозяюшка, очень к месту пришелся кофе с банановым ликером от верблюда: Глюк, разумеется, не удержался от того, чтобы продемонстрировать свой маленький магический шедевр. На том и расстались, ибо наш путь лежал дальше на юг.
При переправе через Оку перед нами предстали две альтернативы: либо воспользоваться весьма затрапезным паромом, который к тому же пару раз застрял по дороге с правого берега на левый, либо применить свое магическое умение и организовать тоннель с концом на том берегу, точно так же, как Глюк организовывал себе люки. Естественно, мы предпочли бы второй способ, если бы не колоритная персона паромщика — маленького подвижного старичка с реденькой бородкой и чем-то монгольским в разрезе глаз. По сравнению с ним дядя Феня — просто Цицерон. Он шепелявил на все свистящие буквы алфавита и присвистывал на букву «с».
— Ну, фь-то, ребята, надо вам на тот берег? Фь-ейчаш, фь-ходни фьпущу… Заезжайте.
Мы загнали избушку по шаткому трапу на паром. Других клиентов не нашлось, так что этот дедушка флота компании «Эстлайн» наконец отчалил. Старик-паромщик оказался словоохотлив:
— Да, ребята. Фь-ейчас на паромах пофти никто не еждит. Не то, фто прежде… Прямоевжей дорожкой польжуютшя. А окольная замуравела… Только вот вы, а до того неделю никого не было. А бывало раньфе…
Старичок мечтательно закатил глаза и принялся насвистывать какую-то азиатскую мелодию, резкую, протяжную и заунывную, которая вскоре оказалась прервана самым грубым образом: паром налетел на мель. Паромщик выругался по-татарски и раскидал кучу каких-то веников посреди палубы. Под ней оказалась переговорная труба, вроде той, что на знаменитой «Севрюге» из фильма "Волга Волга". Старик принялся орать в нее, в ответ послышалось что-то нечленораздельное даже с позиций татарского языка, после чего около левого борта вынырнул какой-то тип сине-лилового цвета, с обильной шевелюрой из зеленой тины.
— Фь-ейчас, братшы, Водяной нас стащит, дальфе поплывем.
— А скажите, дедушка, что это Вы все время присвистываете? полюбопытствовал Сквозняк.
— Жуб мне выбили, вот фто. Теперь по-другому не полушает-фь-я. Только это ражве фь-вишт… Вот раньфе, ш жубом — это был фь-вист. Деревья валил…
— А кто ж Вам зуб-то выбил? — не унимался Сквозняк.
— Да Илюшка, фулюган… Пошпорили мы ш ним по пьяному делу, уш не помню, иж жа шего, только он ка-ак двинет… Шилен был мужик, фь-вист мой выдерживал, а ведь вековые дубы ш корнем вырывало!
— А что фы сепе протез не сделаете? — спросил Глюк.
— Не ражрешают. Штобы нашаждения не портил… Да нишего, жить и так можно. Паромом жарабатываю, хватает. Мне много не надо, не то, что раньше, когда я увлекался худовештвенным фь-вистом… А ведь народ пошледнюю рубашку был готов отдать…
— Чтоб Вы посвистели? — уточнил Ежи.
— Нет, фтобы перештал, — на полном серьезе ответил паромщик, — Эх, хоть бы кто жжалился, фь-делал мне протеж.
Паром пристал к берегу, мы расплатились и поехали дальше.
— Напрасно ты, Хайнер, подал ему мысль о зубных протезах.
— А что?
— А то, что он еще чего доброго снова возьмется за свой художественный свист лесоповальный.
— А ты-то откуда снаешь?
— Ну, не знаю, как вы, а я его, кажется, узнал. Это же СоловейРазбойник! Зря его, что ли, так прозвали?
— Н-да… — Глюк принялся чесать в затылке.
Это была не единственная переправа на нашем пути, но дальше мы, уже не раздумывая, творили тоннели. И чтобы время не терять, и чтобы не сморозить лишнего. — III-
У меня сохранились самые радужные воспоминания двадцатилетней давности от отличного отдыха вместе с родителями в Пицунде. Какой же это был славный край! На щедрой земле жили веселые гостеприимные люди, обилие приезжих давало им приличный и надежный доход, так что было приятно смотреть на ухоженные дома, увитые виноградом и окруженные фруктовыми деревьями. И насколько обидно было впоследствии видеть по телевизору те же дома разоренными и пустыми, когда местные жители вместо шампуров взялись за автоматы. Я надеялся, что хоть теперь увижу этот край цветущим, как в нашем мире в прежние времена. Увы, открывшаяся нашим глазам картина была безрадостной.