Чуточку напрягаюсь, ощущаю смутное шевеление в груди. Ну да! Вот и первая искорка в пыльных загашниках памяти. Земля! Как давно я, оказывается, ее не видел! Землю, по которой хожу. Потому что это действительно земля, а не грязь. Скользить по ней взглядом — одно, видеть — другое. А сейчас я, кажется, ее снова вижу! Как в далеком детстве, когда одной из наших забав являлось собирательство. Бродили по дворам и скверикам, по-собачьи уткнув носы в землю, искали. Не что-то конкретное, а просто — искали. В чем-то, вероятно, имитировали жизнь взрослых. Потому как и взрослые тоже ищут. Жизненный смысл, ориентиры, цель… Только они ищут умозрительно, мы же искали глазами. Занимал сам процесс, волновали ощущения растягиваемого ожидания. Раз! — и под ногами нечаянный проблеск — словно крупинка золота в промывочном лотке. С восторгом нагибаешься, поднимаешь. Иногда — красивый камушек, иногда пластмассового солдатика, иногда (что и вовсе пиратское счастье!) — какое-нибудь утерянное украшение. Брошка ли, колечко — все, как правило, простенькое, слегка попорченное, но нам подобные находки представлялись сокровищем. И даже самым близким товарищам мы показывали найденное, не выпуская из рук. Вот и сейчас кроха того утонувшего в трясинах памяти чувства вновь колыхнулась внутри, на один-единственный миг превратила меня в прежнего мальчугана. Я вдруг увидел бездну деталей, которые давно перестал подмечать. Стеклышки, камни, округлые скорлупки фисташек, песчаные барханы, которые и впрямь становились барханами, если мысленно менялся масштаб и вы лилипутом опускались на эту жутковатую, абсолютно незнакомую землю. Притоптанная жухлая трава становилась зарослями джунглей, а лужицы талой воды превращались в озера с таящимися на дне рептилиями. А вон и первый абориген — жучок, которому тоже явно не по себе. Потому что вокруг зима, а он отчего-то не спит, потому что знает, сколь огромное количество опасностей поджидает его всюду.
Я подаюсь чуть вперед, замираю изваянием. Это уже подобие реинкарнации. Сторонним зрением отмечаю, что голова у меня неестественным образом скошена, глаза отсутствующие. Ни рук, ни ног я больше не ощущаю. Спокойно, Комаров! Без паники! Сначала разберись, где ты сейчас? В собственном теле или где-то возле этого семенящего мохнатыми лапками жучка?.. И почему ты один? Почему рядом нет лилипутки подруги?
Мысль бьет словно током. Лилипутки подруги у меня действительно нет. Ушла. Еще вчера. Унесла свой изумрудный взор, предоставив возможность искать иные цвета. Например, бирюзовые, пыльно-серые, агатовые… Вздрогнув, я выпрямляюсь. Мужественно сжимаю кулаки.
Что ж, и найду! Неужели не сумею? Порох-то ведь еще есть! А клин — оно известно — всегда лучше клином. И пять раз на турнике — это вам не хухры-мухры!
* * *
Странно, но некоторые дамы носят очки на кончике носа. Помоему, вещь — крайне неудобная, однако им, это неудобство, похоже, по вкусу. Одну из таких — востроносенькую, с приятным чистым личиком — я усматриваю в универмаге. Малиновые яркие губы, золотистые очечки, высокие итальянские ботфорты, шубка из чего-то загорело-пушистого. Но дело не в шубке, дело в ней. Что-то в дамочке определенно есть — то ли стать, то ли походка. Особого увлечения не чувствую, но тут уж надо проявлять волю, где-то даже перешагивать через себя. А там уж на досуге рассмотрим повнимательнее.
Девушка бабочкой порхает от прилавка к прилавку, хмурит лобик, шевелит губками, что-то про себя считает. Я безрассудно покупаю пакетик с ирисками, мало-помалу сокращаю дистанцию. Разумеется, ириски — неважная наживка, но что уж есть…
— О, здорово! Ты как тут?
Приходится отвлекаться. Это Гена. Свежий, сияющий, точь-в-точь как проспект Ленина в майские праздники. Коллега по прошлой работе, большой гурман по части криминальных романов. Вот и сейчас он пасется возле книжного прилавка.
— Видал, что пишут! "Охота на карпа", "Карп на крючке" — не читал? Мощные книженции! И сценки попадаются интимные. То есть, ты знаешь, я не бабник. Просто интересуюсь… А вон, кстати, и продолжение на полке: "Карп атакует". Хочу взять, а денег нема. Но обязательно куплю. Вот только выдадут зарплату за октябрь — и сразу!
— Какой октябрь? На дворе январь.
— У нас, понимаешь, такая система. Денег-то в стране нет, вот бригадир и объяснил. Положено мне, скажем, пятьсот выдать, а в наличке только сорок, вот их и крутят. Через месяц это уже сто, через два — двести. Как сравняется с зарплатой, так и несут в кассу. Майдар тоже по телеку выступал, сказал, что иначе не получается. Реформы больно трудные… — Гена с сожалением пересчитывает на ладони мелочевку. — Всего-то рублика не хватает, добавишь?
— Ты мне без того тридцать должен.
— Так я ж их тоже кручу, наращиваю, так сказать.