Литнегр, или Ghostwriter

«Да ведь все такие! Всем, с кем я не связана родственными, сексуальными или особо тесными дружескими связями, по большому счёту наплевать, что я чувствую, к чему стремлюсь, из-за чего огорчаюсь: они видят во мне лишь полезную функцию. Ну, не стала бы я литнегром, и было бы на меня наплевать Искушевичу и Дудину, стала литнегром, и теперь на меня наплевать Андрею Току. Все мы для кого-то функции. Такова се ля ва».

Эта скорбная мысль даровала примирение с действительностью: следующее утро я встретила за компьютером. Благо до конца романа оставалось немного. Где-то около четверти. Сдать и забыть.

Глава 34

Как поссорились Дюма и Маке

Ссоре Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем — то есть Дюма с Маке — предшествовала шумиха вокруг памфлета «Фабрика романов „Торговый дом Александр Дюма и К°“», который, собственно, и породил вышеизложенное представление о Дюма как о литературном рабовладельце, причём среди литрабов главным именовался Маке. Написал памфлет некий Эжен де Мирекур. В чём заключались его личные трения с автором, создавшим тогда уже часть мушкетёрской трилогии — на этот счёт есть разные версии; главное, Дюма мирекуровское творение настолько задело за живое, что он решил судиться. И для этого попросил у Маке в 1845 году письменное свидетельство, что на авторство «Трёх мушкетёров» тот не претендует.

Таковое свидетельство было получено. И судебный процесс против де Мирекура выиграл Дюма. Зато потом, начиная с 1858 года, ему пришлось отбиваться уже от Маке — на протяжении трёх судебных процессов, которые извлекли на белый свет уйму черновиков и грязного белья, и технических деталей, и неожиданных открытий.

Когда б вы знали, из какого сора росли для вас, друзья, «Три мушкетёра»!

Если ты, дорогой страус, вместо того, чтобы мусолить очередной продукт про смелого майора Пронюшкина или проницательную пенсионерку Аделаиду Макушкину, заинтересуешься этой темой, в твоём распоряжении окажется переписка Дюма и Маке во время работы над «Тремя мушкетёрами» и другими романами. Интернетов тогда не водилось, так что бумажных писем накопилось хоть отбавляй — достаточно, чтобы из них составилась общая картина. Не слишком, прямо скажем, красивая. Если на заре сотрудничества Дюма выступает по отношению к Маке в роли учителя, даёт советы относительно сюжета и стиля, то чем дальше, тем явственнее превращается в рабовладельца с бичом. Подгоняет, торопит Маке с фрагментом романа для очередного газетного номера: ведь Дюма ещё надо успеть переписать отрывок своей рукой — до компьютеров и эпохи обезличенного текста больше ста лет… Постепенно отпала даже надобность в переписывании — издатели смирились: ну проект так проект, зато замечательно продаётся.

Да, так вот, что касается «Трёх мушкетёров»! В 1858 году Маке объявил себя их автором. Утверждал, что именно он отыскал Гасьена де Куртиля, подарившего миру вымышленные, но насыщенные крепким ароматом эпохи «Мемуары господина д'Артаньяна»… Небезосновательная претензия: ведь Маке был историком, он всегда отвечал за проработку фактологической канвы произведений Дюма и К°, действие которых разворачивалось в прошлом. Однако в прениях соавторов-соперников Дюма размахивал своей библиотечной карточкой, где вышеупомянутые мемуары значились задолго до того, как первый выпуск самого знаменитого фельетонного романа появился в газете… Короче, кто из них первым узрел — точнее, прозрел — де Куртиля, дело тёмное.

А вот другой аспект дела — не то, чтобы светлый, но более ясный. Маке заявил, что он написал роман практически в одиночку — и отнюдь не малое количество издательских работников это подтвердило. Не отрицает этого даже симпатизирующий Дюма Андре Моруа, констатировавший, что Маке поставлял мрамор, а Дюма был подобен скульптору, высекавшему статую из этой глыбы.

Мрамор в данном случае — текст, не правда ли? Прорываясь через красивую метафору к сути, получаем: Маке писал выпуски «Трёх мушкетёров», которые Дюма по собственному усмотрению правил… или даже пренебрегал этим, если сроки поджимали. Правил, да. Но не писал.

Глава 35

Ампутация

Что касается выдачи готовой продукции, товарищ Ток был гораздо менее обязателен, чем издательство Хоттабыча. Если при получении гонорара в издательстве я никогда не забывала забрать три экземпляра свежевышедшей продукции Двудомского, то для получения себя в качестве Тока пришлось прикладывать усилия. Стоял душный июнь, три тысячи долларов, полученные за «Режиссуру смерти», успели частично развеяться, и я думала о чём-то совершенно ином, а может даже мечтала, когда в переходе между Кольцевой и Филёвской линиями метро Киевская вдруг дёрнулась назад. Аттрактант, задержавший меня, выглядывал из-за стекла газетного киоска. Теоретически кто угодно мог выпустить роман под названием «Режиссура смерти», которое прыгало по чёрной обложке белыми контурными буквами. Но чутье подсказало: это тот самый «Режиссёр», мой! И подойдя поближе, я не удивилась, когда разглядела фамилию «Ток».