ЛитПремьера: Современная малая проза

Колечки репчатого лука, листики петрушки на несколько мгновений прилипали к еще недавно иссиня черной и холеной бородке клинышком, быстро пропитавшейся сложно комбинированной смесью из оливкового масла, майонеза и кетчупа, чтобы позднее плавно спланировать на тарелку. Наиболее «наглые» умудрялись добраться до изначально крахмально-белой салфетки, весьма предусмотрительно расстеленной на коленях Виталия, а самые продвинутые долетали даже до мелко вибрирующего пола вагона.

Понятно, что на подобных «дезертиров» господин редактор даже внимания не обращал. Перед ним постоянно появлялись новые «жертвы».

Салат «Оливье» сменила «Шапка Мономаха», затем последовало мясное ассорти, салат из помидоров по-гречески, фаршированный перец сорта «гамба». А на уже кухне дожидались своей очереди бефстроганов, яйца «Сюрприз», чорба из бараньей печенки и легких, грибное рагу, котлеты по-киевски, рыба, запеченная в тесте, гювеч с бараниной в горшочке, блинчики с мясом… по мелко вибрирующего пола вагрвинутые долетали даже до мелко вибрирующего пола вагрнатчупа, чтобы позднее алавно

И это только те из блюд, которые Сергей смог идентифицировать по внешнему виду или с помощью лежавшего рядом меню. А сколько еще осталось «безымянных». Естественно, все это запивалось недешевым крымским вином. Для улучшения усвояемости, надо понимать. Невольно подумалось: «Есть свои прелести у капитализма, при наличии в кошельке достаточно количества купюр с портретами американских президентов».

Сам Сергей уже давно съел заказанный ужин, но решил досмотреть неожиданное действо до логического завершения и уже около часа молча сидел в своем кресле, задумчиво потягивая великолепное немецкое пиво. Наблюдая за процессом «жрачки» – другого слова просто нельзя было подобрать, ибо сидевший напротив него дорого и со вкусом одетый мужчина с чуть наметившимся животиком именно жрал, а не ел и тем более не вкушал – он прекрасно понимал первых христиан, причисливших обжорство к числу смертных грехов.

Ведь в те времена несколько таких вот «виталиев» вполне могли довести до голодной смерти десятки своих соплеменников. Так этот хоть старался съесть все, что ему приносили, а история знает немало примеров тому, что потом метко отразилось в поговорке: «Не съем, так понадкусываю». Потом – собакам или свиньям…

Конечно, сейчас другое время и, сидя за одним столом с Виталием, Сергей тоже не остался голодным. Да и запаса продуктов в вагоне-ресторане хватит на всех с лихвой.

Хотя и в начале третьего тысячелетия на Земле хватает стран, где люди постоянно недоедают, а дети умирают от голода. Так что перечень смертных грехов явно еще рано пересматривать…

А финала чревоугодничества в тот день Сергей все-таки не дождался. Даже и медленно выпитый литр золотистого пенного напитка начал, в конце концов, давить на некоторые жизненно важные органы и, выйдя в тамбур, он уже не стал возвращаться назад.

Смелость

На каникулы Максима отправили к дедушке. Нет, не за тридевять земель и даже не в деревню: дед Ефим жил в своем доме минутах в двадцати пешком от центра города, а если на трамвае, так раза в три быстрее. И уж тем более это нельзя было расценивать, как наказание. Просто родители затеяли небольшой ремонт в квартире и не хотели, чтобы не совсем оправившийся после тяжелой ангины сын целыми днями нюхал все эти краски, лаки, шпаклевки…

Честно говоря, Максим деда немного побаивался или – точнее – робел в его присутствии. Все-таки две войны прошел человек, потом долгие годы работал директором большого завода. Когда они иногда вместе гуляли по городу, Максим часто замечал с каким уважением здоровались с его дедушкой самые разные люди. И тогда его переполняла гордость. А вот оставаясь с дедом наедине, Максим вначале чувствовал себя слегка неуютно и обычно некоторое время сидел молча, уткнувшись в экран телевизора.

В этот раз там показывали фильм про войну и, когда он закончился, Максим, без всякой, в общем-то, связи с последними кадрами, спросил:

– Деда, а ты на войне тоже смелый был?

– На войне? – Ефим несколько секунд помолчал. – Я думаю, что о смелости в ее хрестоматийном значении во время последней войны говорить не совсем корректно. Все, что угодно: эффект толпы, массовый психоз, страх перед тем, что тебя будут считать предателем…

– А как же Матросов, Гастелло, герои-панфиловцы?

– Знаешь, внук, это, конечно, мое личное мнение и не стоит его повторять при каждом удобном случае, но… И личное мужество было, и осознание безвыходности ситуации, и понимание того, что отступать действительно некуда. Не в смысле, что сзади обрыв или «край земли», а что само отступление уже ничего в твоей личной судьбе все равно не изменит. Всей и разницы, что пуля попадет не в грудь, а в спину. Так в грудь все-таки… Потом хоть скажут или напишут, что пал смертью храбрых.

Максим весь превратился в слух, не обращая внимания на слегка отвисшую нижнюю челюсть, словно заранее знал, что в эти минуты дедушка не хлопнет его по подбородку, добавив знакомое: «Не боишься, что муха влетит?».