Лицо под вуалью

– Ждать. Думать. Что, если появится водитель единственной машины, оставшейся на втором уровне, – синей «Лянчи»? Где Клиффорд? Где тот человек, который накрыл труп? По крайней мере, Додо в то время не осознала, что это ее шторой воспользовались – точнее, шторой с ее чердака. Она спустилась по лестнице или на лифте в поисках Клиффорда, и тогда Арчи Гривз увидел ее в первый раз. Она уже сломалась. Все это было слишком для нее – ожидание, понимание и… молчание.

Олсон кивнул. Он предложил своим гостям еще чаю, по-видимому не замечая той поспешности, с которой они отказались, а потом запустил пальцы в свою густую гриву кудрявых волос.

– Полагаю, для тех убийств в далеком прошлом не было реального мотива? Она был настоящей психопаткой? Потому что если мы ищем личный интерес, то, несомненно, в ее интересах было иметь живого мужа?

– О, мотив был, – ответил Вексфорд. – Месть.

– Месть за что?

– Майкл может вам рассказать. Он знает эту историю, Клиффорд рассказал ему. Сын считал ее романтичной: он не умел видеть сквозь вуаль, которую носила его мать. Она посвятила свою жизнь возмездию тем людям, которые сказали, что она недостаточно хороша для их сына, и сыну, который с ними согласился. Она стала многократной убийцей, она убивала хладнокровно, но боялась своих жертв после их смерти. Она дезинфицировала себя, чтобы избавиться от их порчи, и боялась их призраков.

Бёрден и Олсон начали обсуждать паранойю, инфантилизм и перенос, и Вексфорд слушал их пару минут, улыбнувшись про себя, когда Майкл произнес: «Век живи, век учись».

– По крайней мере, мы живем, – сказал старший инспектор и ушел от них.

Он прошел несколько ярдов обратно до полицейского участка, а там сел в свою машину, стоявшую под рождественскими огоньками, которые уже вовсю мигали на ясене. Там он некоторое время сидел и читал о Шейле – о ее выступлении в суде, об отказе заплатить штраф, который ей присудили, и о ее отважном, безрассудном, вызывающем заявлении, что она сделает это снова, как только выйдет на свободу.

– Звонил главный констебль, – сказала Дора, когда Вексфорд вошел в дом. – Дорогой, он хочет встретиться с тобой как можно скорее. Он не сумел застать тебя в участке. Я думаю, насчет этого дома.

«А вот я так вовсе не думаю», – сказал ее муж, но про себя, а не вслух. Он точно знал, о чем пойдет разговор, и почувствовал хруст вечерней газеты в кармане плаща. Почему-то, без какого-либо повода, Вексфорд поцеловал Дору – она после этого выглядела слегка удивленной.

– Мне кажется, это ненадолго, – сказал старший инспектор, хотя и знал, что это надолго.

Сумерки, почти сумерки, чуть меньше пяти… Дорога до Миддлтона, где жил главный констебль, проходила по прежней улице Вексфорда. Он впервые проезжал там после взрыва бомбы и понимал, что все это время сознательно избегал этого маршрута, но теперь не стал. Небо было жемчужно-синим, а окна на улице полны рождественских огоньков. Собравшись с духом и приготовившись испытать шок при виде разрушения, он снизил скорость, подъезжая к полоске открытого пространства, к пустому участку. Затормозил, свернул к обочине и посмотрел.

Трое мужчин выходили из ворот полуразрушенного дома и направлялись к фургону со стремянками на крыше. Вексфорд увидел доску с объявлением подрядчиков, штабель кирпича и бетономешалку, накрытую от мороза. Он вылез из машины и некоторое время стоял и смотрел, улыбаясь про себя.

Его дом начали восстанавливать.