Лицом к лицу

...Замок я увидел издали; он возвышался на пригорке - типично германская крепость, командная высота; дорога п р о с т р е л и в а е т с я, старая дорога, мало таких осталось, в ней видно былое; начинает играть п р и м ы с л и в а н и е, возникают картины средневековья, затаенности, ночного мрака, когда вокруг - ни огонька; также зримо предстают воображению времена того чудовищного, совсем недавнего средневековья, когда сюда поднимались грузовики с засиненными фарами, чтобы не было видно сверху летчикам союзных держав, а в этих крытых грузовиках с эсэсовскими номерами были ящики, причем далеко не все эти ящики были маркированы: конспирация начинается с малого; и были в этих ящиках картины и иконы, похищенные в музеях Советского Союза, и переправлял их в этот замок один из бывших владельцев, ныне профессор теологии (какое кощунство!), а в прошлом эсэсовец Адальберт Форедж. Можно представить себе, сколь часто он приезжал сюда с Восточного фронта, сопровождая рейхсминистра Розенберга и других гитлеровских бонз! (Не исключено, кстати, что в замок наведывался и Геринг - "интеллектуал, истинный ценитель прекрасного, страстный борец за светозарные идеалы новой национал-социалистической культуры", писали о нем в газетах НСДАП.)

Маленькая деревенька, над которой возвышается замок, тоже называется Кольмберг. В ней я смог угадать черты тех селений, которые помню по сорок пятому году, когда жил, мальчишкой еще, в доме, где останавливаюсь комбриг Константин Корнеевич Лесин и его жена, военврач Галина Ильинична, в Рамсдорфе, что под Берлином.

Деревенский аккуратненький ресторанчик, где можно (по правилам здешнего ГАИ) выпить кружку баварского пива, присев за столик рядом с громадноруким крестьянином, - то место, с которого следует начать подход к замку.

- К вам можно? - спросил я.

- Присаживайтесь, - ответил крестьянин, одетый в рабочий джинсовый костюм, удобную (но при этом щегольскую) шапочку и ярко-желтые короткие сапожки.

(Эстетика рабочей одежды здесь - практика торговли, которая просто-напросто разорит фирму, поставляющую неходовой товар. На Западе я постоянно встречал юношей и девушек в дешевеньких рубашках, на которых были портреты известных актеров и политиков. Фирмы постоянно думают, как з а б р а т ь у людей деньги.)

...Немец, как и русский, весьма п о с т е п е н е н в знакомстве и первом разговоре. В первую очередь, понятно, это относится к крестьянину, который от рождения чурается всякого рода чрезмерных резкостей; идет это, видимо, от того, что с детства приходится принимать теленка, ягнят, поросят, а роды, причастность к ним - штука совершенно особая, резкостей не терпящая; прежде всего спокойствие, постепенность. Да и обработка поля - не нынешняя, рассчитанная по графику, а прежняя, когда хлебопашец шел за конем, - также олицетворялась постепенностью; понятие "шаг за шагом" принадлежит земле, но не городу с его машинной техникой. Я не намерен выступать адептом крестьянской идеологии, но силюсь понять предмет постепенности, оценить скоростные разности города и деревни, подумать над этой новой проблемой эпохи НТР. Произошел любопытный парадокс: в космосе люди куда как более уверены в скорости и движениях, чем многие сограждане, сидящие за рулем. Только-только "впрыгнули" в "автоэпоху", как НТР понудила идти в небеса, обживать их; а ведь ильфо-петровский пешеход так и не успел толком привыкнуть к авто; жмет на красный свет; бежит под машину, особенно старушки в этом марафоне отличаются. Впрочем, стоит понаблюдать, как относятся к технике молодые и как - старые; родившиеся после пятидесятого года, когда в каждом доме появился ТВ и транзистор, привычны к технике, смелы с нею, а я до сих пор с ужасом нажимаю на кнопки и клавиши приемника, опасаясь его испортить, ибо телевизор впервые увидал в 1951 году, двадцати лет от роду, то есть будучи уже человеком со вполне сложившимися стереотипами восприятия и поведения. Постепенность в наш век, думаю, штука нужная, ибо стало аксиомой, что в минуты резких сломов привычного требуется исключительное напряжение наших душевных резервов, находившихся перед тем в состоянии покоя и равновесия. Впрочем, слишком уж "постепенная постепенность" также опасна: нетерпение может перегореть, обернувшись равнодушием - в лучшем случае, холодным цинизмом - в худшем.

- Красивый замок, - сказал я соседу. - Не правда ли?

"Джинсовый" крестьянин отхлебнул из своей пенной кружки и, посмотрев на меня без всякого интереса, пожат плечами.

Я пробормотал что-то по поводу неустойчивой погоды.

Сосед ответил на таком баварском сленге, что я вообще ничего не смог разобрать и лишь покачал головою.

Потом сосед достал пачку французских сигарет "жиган" - черных, крепких, ими бы травить неугодных, - пыхнул мне в лицо синим дымом, ухмыльнулся и задал вопрос на еще более чудовищном сленге, понять который мне, естественно, не было дано.

- Да, - ответил я неопределенно. - Очень интересно...