Лицом к лицу

Оппонент Бодров бойко вышел к доске. Популярно изложил основы материалистической, мичуринской - тут он многозначительно посмотрел на Борзенкова - биологии, охарактеризовал вейсманизм-морганизм, вскрыл его реакционную сущность и подошел к выводу, что Владислав Борзенков стихийный последователь Менделя - недаром оппонент Бодров два вечера подряд изучал "Краткий философский словарь", - если оспаривает материалистическое объяснение наследственности. Хотя, честно говоря, оппонент Бодров шибко сомневался в своих обвинениях: ведь Владька говорил о молекулах, а что может быть материальной? Мало того, возмущенно объявил классу, а в особенности учителям, четырнадцатилетний начетчик, Борзенков-де считает кибернетику не буржуазной лженаукой, а делом интересным; он же, Борзенков, говорил как-то, что Вселенная когда-то была сосредоточена в точке, а после некоего взрыва стала расширяться. "Кто же устроил этот взрыв? Бог, что ли? - гневно вопрошал Юрка. - Что же получается, Вселенная имеет начало, предел, а значит, конечна в пространстве и времени?" И предложил урок прервать, а сейчас же открыть комсомольское собрание, чтобы обсудить взгляды Борзенкова.

Соученикам надоел спор двух отличников, в котором никто ничего не понял; класс привычно шушукался, хихикал, шелестел бумажками, а тут мгновенно притих, словно его прихлопнули огромной ладонью. Директор предложение принял и серьезно оглядел всех... На суровые расспросы комсомольца Бодрова комсомолец Борзенков совсем уж еле слышно пояснил, что о кибернетике и Вселенной читал материалы - "правда, дискуссионные" - в журналах "Знание - сила" и "Наука и жизнь", были еще статьи в "Комсомольской правде". "Комсомольская правда" да Синус, который, выступив, назвал ученика Борзенкова умным, ищущим мальчиком с неординарным аналитическим мышлением, с поразительной для такого возраста эрудицией и любовью к знаниям, спасли Владьку. Ему хотели объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку, почему-то с формулировкой "за мелкобуржуазный индивидуализм и космополитизм", но ограничились выговором...

- Извини меня за то собрание, - отирая лицо, будто снимая с него паутину, попросил Юрий Иванович. - Хоть и поздновато, но... Лучше поздно, чем никогда, верно?

- Лучше никогда, чем поздно, - желчно ответил Владька и, устыдившись тона, добавил примирительно: - Чего теперь вспоминать... - Откинулся, уперевшись руками в руль, и выдохнул радостно: - Ну вот! Считай, приехали.

Машина, долго взбегавшая на затяжной уклон, одолела, наконец, его, и Юрий Иванович увидел внизу, в темноте, огромное черное пятно, искрапленное светлыми прямоугольничками окон, прошитое и перечеркнутое пунктирами сверкающих точек. "Жигули" нырнули вниз, покатили по длинному пологому спуску; огоньки города поползли вверх, потом исчезли, заслоненные чем-то большим, бесформенным. "Дурасов Сад", - догадался Юрий Иванович. Он занервничал, зашевелился, пригнулся к стеклу. Машина прошуршала по бетонному мосту, которого раньше не было - блеснула внизу на удивление узкая, точно ручеек, речка детства, - и "Жигули" вывернули на залитую светом фонарей площадь. Юрий Иванович увидел огромное белокаменное, со стеклянными стенами, здание - по фронтону его зеленела неоновая надпись: "Кинотеатр "Космос"; гранитного солдата, скорбно склонившего голову у вечного огня; воздушный и легкий павильон с алой буквой "А".

- Остановить? - спросил Владька.

- Не надо, - Юрий Иванович выпрямился. Это был не его Староновск. Посмотрю завтра, - и заметил обиженно: - Ничего не узнаю,

- Я хотел предупредить тебя, но не решался... - Владька смущенно откашлялся. - Вашего дома тоже нет.

- Зря не сказал. Я бы не поехал, - Юрий Иванович пожевал губами, поинтересовался брюзгливо: - Чем же он помешал?

- Там построили учебный центр: филиал сельхозинститута, техникум механизации, медучилище и прочее. Ну и нашей лаборатории место отвели.

- Понятно. Больше нигде построить было нельзя.

Юрий Иванович без интереса смотрел на проносившиеся мимо старые, нетронутые здания улицы Ленина; узнал изощренно-причудливый кирпичный Дом культуры; увидел Дворец пионеров с его вычурной чугунной решеткой и все с тем же облупившимся горнистом за ней, но остался равнодушным. Машина свернула в переулок, повернула еще раз и оказалась на улице его, Юрия Ивановича, детства. Промелькнул тяжелый, еще дореволюционной постройки амбар - раньше здесь была пимокатная артель имени Седова, проехали особняк купца Дурасова: с башенками, мансардами, резными флюгерами, кокошниками над окнами, и Юрий Иванович резко повернул голову налево - сейчас будет квартал, где стоял дом матери. И увидел вольготно разбросанные параллелепипеды и призмы построек стандартно-панельной архитектуры, меж которыми зеленели в свете фонарей лужайки, газоны, куртины.

Владька подрулил к символическим - две бетонные стелы - воротам, попетлял по асфальтовым дорожкам и остановил машину перед приземистым кубическим зданием с ажурной чашей антенны наверху.