Лицом к лицу

Затем спустились во двор, где Тереза резвилась и играла в детстве, направились к роднику и напились там студеной воды. Когда, осмотрев орешник и фруктовый сад, они зашли на кухню, служанки Саломэ и Евпраксия обняли Терезу и поцеловали ей руку.

На кухне шли большие приготовления. Над очагом висели котлы, в которых варились индюки, куры и телячья ляжка. Ермиле жарил на вертеле поросенка.

— Ты что это, на целую деревню готовишь? — с удивлением обратилась Тереза к своей невестке.

— А что ж, более дорогих гостей, чем вы, у меня не может быть, — ответила Бабо, обняла гостью, поцеловала и, подойдя к столу, на котором стояла большая деревянная миска с замешенным в ней сыром для хачапури, попробовала сыр, чтоб не был очень соленый.

В громадном медном котле, доверху налитом водой, плавала форель, только что присланная Бегларом.

— Форель нужно будет запечь и залить уксусом с зеленью, — напомнила Бабо хлопотавшей в кухне Саломэ. — А кур, как изжаришь, залей ежевичным и виноградным соком. Сациви я сама буду готовить. Хотя, конечно, — оговорилась она, — приготовить сациви так, как готовишь ты, дорогая Тереза, я никогда не смогу.

2

Пока накрывали стол, гости зашли в большую беседку, увитую разросшимися виноградными лозами. Отсюда хорошо были видны горы. Время от времени набегал прохладный ветерок. Дышалось легко, свободно.

— Что может быть лучше деревни! — восторженно произнес Платон. — Вот вы взгляните на себя, — обратился он к Отия, — и на нас, вяленых горожан. В вас и здоровье, и здоровый дух, и подлинное ощущение жизни, а мы?.. Куда мы годимся?

Беглар принес кувшины, лопату, мотыгу, оршимо и принялся открывать зарытый в землю чан. Гости окружили его. Чан, который открывал Беглар, оказался сравнительно небольшим. Но в землю были врыты чаны, вмещавшие и по двести и по пятьсот ведер вина. Осенью, перед наливом молодого вина — маджари, Беглар по лестнице спускался в чаны с фонарем в руках и начинал чистить и мыть их иглицей и специальной щеткой, сделанной из пластинок сухой коры черешневого дерева.

Беглар разгреб мотыгой тонкий слой земли, лежавший над чаном, затем лопатой, смоченной в воде, осторожно окопал и снял с деревянной доски, прикрывавшей чан, плотный слой глины.

В этом чане хранилось вино цоликаури. Осторожно погрузив в чан черное, как деготь, оршимо, стал черпать искрившуюся золотом влагу и наполнять ею принесенные кувшины. Засучив рукава черкески, Отия подставил под оршимо суживающийся в середине, похожий на бурдючок, стаканчик и, наполнив его, подал Эстатэ.

— Попробуйте. Хотя, конечно, это не ваше, не кахетинское, с которым никакое не сравнится.

Эстатэ, отец которого владел в Кахетии обширными виноградниками, понимал толк в вине. Высоко подняв стакан, он посмотрел вино сначала на свет, потом попробовал на вкус, почмокал губами и покачал от удовольствия головой.

— Замечательное вино! Напоминает и рейнское и бургундское. Правда, оно, пожалуй, крепче их, но пьется, я бы сказал, так же легко и с таким же удовольствием, будто не вино, а чудесный, ароматный воздух.

Отия был польщен словами гостя, но снова повторил, что имеретинские вина несравнимы с кахетинскими.

Коция Чхеидзе, горевший нетерпением скорее сесть за стол, попросил Беглара налить и ему стаканчик.

— Все зависит от умения, от способа приготовления вина, — сказал он, выпив стаканчик залпом. — Как видите, великолепные вина получаются и в Имеретии.

ПОД ЗВУКИ ДАЙРЫ

У хозяина веселого

Гости милые собрались.

Народная песня

1

Хозяйка дома пригласила гостей к столу, накрытому во дворе, под огромным ореховым деревом. Место тамады предложили занять Платону.

— Платон — прославленный тамада, говорит, как Златоуст, — предупредил хозяев Иона.

— Разговоры разговорами, дорогой мой, но только какой от них прок, если тамада сам плохо будет пить и о нас забудет! — шутливо заметил Отия, как будто он давно уже не пил.

Дата Кипиани, Сандро Цулукидзе и Коция Чхеидзе, все в черкесках с газырями, поднялись со своих мест и, вежливо улыбаясь, поздравили Платона с избранием тамадой.

— Ну, собрались друзья-кутилы, рядышком устроились… — шепнул Корнелий Нино.

На столе аппетитно лежали тонкие мчади, на которых виднелись следы жилок каштановых листьев, огурцы, зелень, сыр сулгуни, сваренный в молоке с мятой, сыр малосольный, скрипевший на зубах, хачапури, различные соленья, цыплята, приправленные гранатовым соком с толчеными орехами, чесноком и киндзой.

Все сразу накинулись на еду, как шелковичные черви на свежие тутовые листья. Молчание нарушил Иона:

— Не торопитесь, ешьте медленнее, а то набросились, будто саранча.

Платон взял в руки серебряную чашу — азарпешу — с выгравированной на ней надписью: «Пей, безумец, весь мир будет принадлежать тебе!», встал и окинул печальным взглядом дальние горы.