Лицом к лицу

Навстречу сыну вышел, тяжело ступая, седой как лунь старик. За ним следовали старшие сыновья — Севериан и Бичия, их жены и дети.

Галактион оглядел всех и вдруг остановился, прислонившись к плетню. Сердце его тревожно забилось. Среди родных не было матери. «Наверное, — подумал он, — больна, иначе кто раньше нее мог встретить меня?» При виде маленькой кудрявой девчурки, кричавшей звонким голосом: «Папа, папа!», тревога Галактиона на мгновение сменилась радостью. «Должно быть, моя, — решил он, — ведь жена собиралась родить еще тогда, в четырнадцатом году…»

Отец и сын обнялись. Затем Галактион расцеловал братьев, невесток, детей и последней — жену, Асинэ. Босую трехлетнюю девчурку он взял на руки и, лаская, стал внимательно разглядывать. Лицом девочка очень походила на свою бабку. И снова печаль и тревога объяли душу Галактиона. Он опустил девочку на землю и перевел взгляд на отца, стоявшего среди соседей. Рядом с ним все казались маленькими, низкорослыми, а юливший около него Теоде — просто карликом.

— Где же мать? — обращаясь к отцу, вскрикнул побледневший Галактион.

— Мать умерла, — коротко, стараясь скрыть свое стариковское горе, ответил Годжаспир.

Сорвав с головы папаху, Галактион ударил себя по лбу.

— Мама! — простонал он.

Глядя на него, женщины подняли крик:

— Марта! Несчастная Марта!

Деревню, так привыкшую за годы войны к горю, к слезам, вновь огласили вопли.

— Мама! Марта-а-а! — причитала нараспев низким голосом Асинэ.

Задыхаясь от слез, вздрагивал широкими плечами Годжаспир. Пищали дети, словно напуганные непогодой цыплята.

Наконец рыдания стихли. Соседи стали расходиться по домам.

В Саркойе в те времена насчитывалось около ста дворов. Большинство жителей носило фамилию Гелашвили. Это были братья Годжаспира, их дети, внуки. Кроме Гелашвили, здесь проживали еще семьи Туриашвили. После Теоде, Годжаспир был самым старшим, почитаемым и уважаемым человеком в деревне.

Деревушка приютилась на пологом склоне горы. Кое-кто из крестьян обзавелся домами, сколоченными из дубовых досок, но большинство проживали в хижинах со стенами, сплетенными из ивовых прутьев.

Годжаспир и Галактион жили общей семьей. Двор их примыкал к винограднику помещика Отия Мдивани. Виноградник был обнесен живой изгородью из двух рядов колючей акации. Они обрабатывали помещичий виноградник за небольшую долю урожая, а когда Галактион ушел на войну, старику помогали старшие сыновья — Севериан и Бичия.

Еще не так давно вокруг Саркойи был густой дубовый лес. Но за последние годы он сильно поредел. Крестьяне самочинно вырубали лес, чтобы расширить пашни, добыть строительный материал и дрова.

После Февральской революции, когда солдаты стали возвращаться с фронта, усилилась не только порубка леса — среди крестьян все чаще и решительнее стали раздаваться голоса о захвате и разделе помещичьих и казенных угодий.

— Хватит нам поливать своим потом землю, чтобы отдавать урожай кровососам! — говорили крестьяне.

Кое-где уже началась самовольная прирезка помещичьей земли к небольшим крестьянским участкам.

Дом Годжаспира Гелашвили стоял у самой околицы. Теперь сюда почти каждый вечер собирались возвратившиеся с войны солдаты, в том числе и из соседних деревень — Зедазени и Чипикона. В беседах, затягивавшихся далеко за полночь, крестьяне, еще не успевшие снять солдатские шинели, много говорили о событиях в России, ругали злобно помещиков и власть, которой нет никакого дела до народной нужды и горя.

4

Вокруг пылавшего камина сидели восьмидесятилетний Годжаспир, Галактион, два старших брата Галактиона — Севериан и Бичия — и два его товарища по военной службе — Ражден Туриашвили и Георгий Абесадзе. Здесь же находились жены Севериана и Бичия — Эквиринэ и Ивлитэ — с детьми и жена Галактиона. Устроившийся на маленьком пне у самого огня, Теоде уже успел уснуть от усталости. Спал он сидя, с открытым ртом. Штаны его были закатаны до самых колен, и худые ноги, вымазанные уже подсохшей глиной, казались искусственно приставленными к туловищу.

Пол в избе был земляной. Посреди избы высились два столба с перекладиной, в которую упирались подпорки для крыши. Между столбами — обеденный стол, на столе — глиняный кувшин, миски, стаканы. По одну сторону от занавески, протянутой между столбом и стеной, был угол Галактиона и Асинэ, по другую — стояла окрашенная в красный цвет тахта, на которой спал Годжаспир. В комнате были еще две тахты: на одну из них складывались тюфяки, одеяла и подушки, а другая, открывавшаяся, как сундук, служила для хранения различных вещей.

Один из углов занимал шкафчик для посуды и продуктов, в другом были собраны различных размеров кувшины, оршимо и иглицы для мойки винных чанов. У стены лежали лопаты, мотыги, вилы, косы, топоры, пила и другие инструменты.

Одна дверь вела на передний двор, другая — на задний.

Скот Годжаспира помещался в плетеном хлеву. Туда загонялись на ночь и в непогоду пара быков, корова, бычок и телка. Рядом был построен навес для арбы. Двор замыкали кукурузник, амбар и устроенное под липой марани.