Лицом к лицу

Выйдя из автомобиля, остановившегося перед дворцом, генерал Георгий Азизашвили поднялся по лестнице и направился к кабинету председателя Закавказского комиссариата Евгения Гегечкори. Генерал был коренастый, среднего роста человек с темным, широким, скуластым, гладко выбритым лицом и длинными, низко свисавшими усами.

Тридцать лет прослужил генерал Азизашвили в армии, участвовал в мировой войне, был ранен под Варшавой в левую руку, которая теперь высохла и неподвижно висела в рукаве френча. Генерал только недавно возвратился на родину. Назревавшие здесь военные события заставили его встрепенуться, как старого строевого коня, услышавшего звуки своего полкового марша.

Азизашвили вошел в кабинет Гегечкори. Председатель правительства привстал, поклонился генералу и, стараясь не выдать свое волнение, с улыбкой пожал ему руку. В это же время в кабинете появился высокий, худой человек с черной бородкой, Ной Рамишвили. Он тоже приветствовал генерала.

— С нетерпением ждем вас, генерал. Рады вас видеть, — мягко начал Гегечкори.

— Чем могу служить, господин председатель?

— Родина нуждается в вас, — сказал Гегечкори и тут же задал вопрос: — Скажите, генерал, сможете ли вы с имеющимися у вас в настоящее время силами спасти Тифлис от грозящей ему опасности?..

Азизашвили несколько смутился:

— Господин председатель, вам хорошо известно, что формирование грузинской регулярной армии идет крайне медленно. Но, конечно, даже с теми силами, которыми мы сейчас располагаем, я постараюсь принять все меры…

Он не успел договорить, как Рамишвили вскочил, сунул руки в карманы и нервно заходил по комнате. Вдруг он остановился и круто повернулся к Азизашвили:

— Да, да, все меры. Мы должны в корне покончить здесь у нас с большевизмом!

Гегечкори коротко обрисовал создавшееся положение:

— Как вам известно, мы стоим, с одной стороны, перед опасностью большевистского переворота, с другой стороны, к нашим границам подходят турки, чтобы овладеть Закавказьем. Теперь ко всему этому прибавилась еще одна опасность. На триста третьей версте собралось шестнадцать воинских эшелонов, возвращающихся с фронта. Они распропагандированы большевиками, грозят ворваться в Тифлис, чтобы предать город разгрому, вызвать здесь анархию. Конъюнктура, как видите, далеко не благоприятная.

Гегечкори остановил свой взгляд на пуговицах генерала с изображением двуглавого орла и подумал: «Генералу царской армии мы не по душе, но в борьбе против большевиков он, безусловно, нам поможет».

Гегечкори не ошибся насчет настроений Азизашвили. «Конечно, было бы недурно, — наверно, думал генерал, — разогнать ваше правительство вместе с вашей народной гвардией, но только не с помощью большевиков и солдат, перешедших на их сторону, а с помощью регулярной армии!»

Он бросил взгляд на стоявшего у окна Рамишвили, слегка улыбнулся и укоризненно покачал головой:

— Скажите, пожалуйста, как обнаглела эта солдатня! Бросили фронт и предъявляют теперь здесь свои наглые требования!

Рамишвили снова сел.

— А спрашивается, что́ господа большевики предлагают нам взамен? Гражданскую войну? Анархию?..

— Словом, медлить нельзя, — продолжал Гегечкори и испытующе посмотрел на генерала.

Тот понял, что закавказские правители хватаются за него, как утопающий за соломинку.

— Надеюсь, что нам удастся отвратить опасность от города, — заявил уверенно Азизашвили.

У Гегечкори отлегло от сердца.

— Как вы расцениваете, генерал, создавшееся в настоящее время положение? — спросил он уже спокойным тоном.

— Солдаты, оставившие фронт, спешат на родину, к своим семьям. Каждый из них с каким-то добром, награбленным на войне, и потому им особенно не хочется задерживаться в пути, — ответил Азизашвили, считавший себя знатоком солдатской психологии.

Обнадеженный заявлением генерала, Рамишвили уселся глубже в кресле и заложил ногу за ногу. Однако Азизашвили поспешил сделать существенную оговорку:

— Но, — многозначительно предупредил он, — может произойти и так, что эшелоны, остановившиеся вблизи города, захотят поживиться новой добычей. Имею сведения, подтверждающие возможность такого оборота событий, — солдат зовут на помощь тифлисские большевики.

— Значит, положение все-таки далеко не утешительное, — почти с отчаянием произнес Гегечкори. Он нахмурил брови, и нижняя его губа отвисла.

Рамишвили же открыто выразил свое возмущение:

— Вы говорите, генерал, очень туманно. С одной стороны, вы считаете возможным предотвратить опасность, с другой…

— Да, я не могу вам дать полную гарантию… — с нескрываемой неприязнью перебил генерал Ноя Рамишвили. — Требуется все взвесить и, конечно, предусмотреть возможные неожиданности. Но я уверен…

Генерал нащупал слабые позиции потерявших присутствие духа правителей и теперь играл с ними, как кошка с мышкой.

— В том-то и дело! — грубо возразил Рамишвили. — Об этой уверенности мы и спрашиваем вас, как командующего войсками.

— Я никогда не начинал никакой операции, если не был уверен в успехе.