Лицом к лицу

А пути этой Жиронды были действительно очень извилисты. Официальное освещение их в тогдашней меньшевистской печати было продиктовано зачастую тройным лицемерием. Жизнь народа, деятельность Коммунистической партии Грузии в этих условиях изображались сугубо извращенно. В. И. Ленин еще в 1913 году в письме к М. С. Ольминскому так характеризовал будущего вождя меньшевистского правительства Ноя Жордания (мы его видим у А. Кутатели сразу же, в момент, когда он спешит на поклон к наместнику Временного правительства):. «…Ловкий дипломат Ан… ведет очень тонкую игру. Вы не знаете Ана! А я его дипломатию изучил годами и знаю, как он

весь Кавказ надувает ею!!.»[11]

А. Кутатели глубоко правильно понял, что при таком разительном расхождении действительной народной жизни и изображением ее в печати меньшевистской верхушки, только панорамное изображение событий, частый перенос места действия из дворца наместника или меньшевистского парламента в деревню или в рабочую слободу поможет раскрыть объективный смысл происходившего, показать безостановочное нарастание в народе веры в ленинизм.

В сущности всю недолгую историю меньшевистской диктатуры заполняют непрерывные крестьянские волнения, восстания, руководимые коммунистами Грузии. Меньшевикам потребовались усилия демагогов и лицемеров от политики, чтобы заглушать эти шаги истории, движение народа к, большевизму треском заверений о том, будто Грузия избегла гражданской войны. А. Кутатели показывает, что все время после 1917 года шла форменная гражданская война между крестьянами и помещиками, в которой меньшевики, лицемерно сохраняя позу борцов за демократию, проповедников классового мира, даже марксистов, доходили в защите помещичьих интересов до призвания в Грузию войск кайзера, турецких войск. Все это делалось за спиной народа и против народа.

Существует интереснейший документ тех лет — дневник одного из командиров меньшевистской «Народной гвардии» В. Джугели, изданный под названием «Тяжелый крест». И этот легионер, после меланхолично-возвышенных описаний «фейерверков» в бунтующих горных деревнях, начиная обобщать происходящее, невольно улавливает органическую связь, единство действий грузинских и русских трудящихся, грузинских коммунистов и коммунистов всех республик. В дневнике выражена моральная квинтэссенция меньшевизма. В нем звучит высокомерная гордость своим режимом («революционная буря, пронесшаяся над Россией, только в Грузии выковала господство демократии» — эта мысль Н. Жордания заполнила на время незрелое общественное сознание большинства рядовых меньшевиков). В нем обнажена и политическая близорукость, мешавшая им видеть интернациональный характер Октября.

Центральная картина второго тома романа А. Кутатели, изображающая восстание крестьян в Карисмерети под руководством коммунистов и бывших фронтовиков, выпукло и эпически величаво воссоздает процесс пробуждения революционного сознания у безземельного и малоземельного крестьянства.

…Проходил месяц за месяцем господства меньшевиков. Галактион Гелашвили, его друзья Ражден Туриашвили и Григорий Абесадзе вместе с тысячами других крестьян побывали в рядах меньшевистской армии, созданной якобы для спасения отчизны от турецкого нашествия. Они поняли, что только им и предназначен такой удел — жертвовать собой ради «отчизны», а Отия Мдивани и другие помещики по-прежнему благоденствуют, не пожертвовав соотечественникам ни клочка земли. Само понятие патриотизма оказывается очень сложным, изменчивым в толковании меньшевиков. Ни при царе, ни при Временном правительстве меньшевики не выдвигали идею независимой Грузии, но как только возникла Советская Россия, эта идея была провозглашена, и всякий протест против ее претворения жестоко подавлялся. Галактион Гелашвили и его друзья не верят, что независимость нужна Грузии потому, что Россия якобы бросила Грузию на произвол судьбы, как это утверждал Н. Жордания, оправдывая приглашение кайзеровских войск.

А. Кутатели показывает, как трудно давалось прозрение крестьянским умам, как туман лживых словес, в которых мелькали и дорогие крестьянам понятия «Грузия», «Родина», рассеивался при первой же схватке за землю. Писатель умело переносит действие из имения Отия Мдивани, где пируют офицеры, модный тифлисский адвокат Эстатэ Макашвили и поэт-декадент Платон Могвеладзе, на берега реки Квирилы, где, истекая кровью в неравном бою, отбивается от карателей крестьянское ополчение. В разгар этого боя крестьяне вдруг увидели и самолеты «защитника Грузии» кайзера Вильгельма.

Восстание меньшевики жестоко подавили. В это время погиб и старый Годжаспир и многие другие бедняки. Так шла борьба за Октябрь, большевизм рождался в толще народных масс, его рост питала осознанная классовая ненависть трудящихся к угнетателям и их прислужникам.