Лицом к лицу

Чекисты заглядывали в большие брошенные комнаты и проходили мимо, как будто знали наверняка, что здесь нет ничего их интересующего, но Верина комната подверглась тщательному осмотру.

Тревога, вспыхнувшая в Верином сознании, росла. Они могут найти в ее столе письма из Волоколамска. Тетка не стесняется в выражениях, когда речь идет о большевиках. Но пришедшие мало интересовались содержанием стола. Один из них посмотрел на почтовые штемпеля, спросил, от кого письма, и положил нетолстую стопку под пресс-папье. Осмотрев шкафы и печь, они принялись за кушетку. Тут только Вера вспомнила о свертках Куразиных. Кровь прилила к ее лицу. Старший чекист посмотрел на нее подозрительно.

— Здесь вещи одного знакомого, — шагнула она вперед.

— Посмотрим. Увесисто, — поднял он сверток. — Вы знаете, что здесь?

— Какие-то фамильные ценности, — неуверенно сказала Вера.

Но в свертке оказались маузеры, наганы, пачки и ленты патронов.

«Фамильные ценности», — насмешливо и враждебно бросил Вере в лицо чекист. — Неловко работаете, барышня.

— Откуда у вас? — крикнул Алексей.

— А вы, товарищ, зевнули, а еще красноармеец, — сказал чекист.

— Алексея Федоровича не было дома, когда принесли… — проговорила Вера.

Она решила, что погибла окончательно, хотя и не понимала, в чем ее погибель, и теперь боялась, чтобы из-за нее не пострадал Алексей, чтоб он и Настя не сочли ее неблагодарной тварью.

— Мы с вами обстоятельно поговорим, — сказал чекист и предложил Вере одеваться.

В гробовом молчании уходила Вера. Алексей долго не запирал дверь. Холодная струя с нетопленной лестницы проникала в квартиру. Затем он сорвал с вешалки шинель и фуражку и побежал к Чернявскому.

Глава VIII

ИГНАТ СТЕПАНОВИЧ КОРОТКОВ

Адъютант подошел так неслышно, что Аркадий вздрогнул.

— Зайдите вечером. Есть разговор.

Он повернулся на каблуках каким-то полубалетным па и исчез.

У Дефоржа был вид заговорщика, а осторожность Аркадия увеличилась еще больше в дни арестов. Вечером никакого разговора не получилось. Аркадий с места стал расхваливать большевиков. России — белой или красной — нужна сильная армия. Она нужна народу. Ножны можно будет сменить, но клинок останется. Сейчас задача всех русских — помочь большевикам в организации боеспособной армии. Он говорил негромко и убежденно.

Дефорж смотрел на него глазами обознавшегося на улице прохожего. Он пробормотал что-то нечленораздельное. Командование хлопочет о дополнительном пайке командирам, так вот он хотел предупредить Синькова. Он суетливо распрощался, ссылаясь на занятость. Своим очевидным разочарованием он доставил удовольствие Синькову.

Теперь нужно было разыскать Коротковых. Но сделать это следовало незаметно.

Бывший командир батареи и бывший каптенармус встретились случайно на Варшавском вокзале. Они обнялись и поцеловались, как старые боевые товарищи. Игнат Коротков шел нагруженный мешком и сундуком. Он бранил власть, отправлявшую его на фронт, жесткими солдатскими словами. В семнадцатом году, в зловещие месяцы керенщины и развала, такие, как Коротков, составляли последнюю опору офицерства и эсеровских комитетов. Это были плохие союзники, но на болоте каждая кочка — друг.

За плечами Короткова улыбались Синькову псковичи, режицкие, опоченские знакомцы Короткова. Кто призван в артиллерию, а кто попал в пехоту.

Он сам только накануне, по совету Живаго, подал заявление на имя комартформа. Боевой георгиевский кавалер, он заявлял, что считает всех интервентов и тех, кто им помогает, врагами родины. Своим местом он почитает не Дон и не Сибирь, но ряды народной Красной Армии. Он был немедленно зачислен в армию и получил батарею.

После трех ночей далеко не мирных разговоров и разъяснений Леонида Ивановича подал немногословное заявление и Воробьев. Оно было лишено какого-либо пафоса и походило на обычное прошение человека, заинтересованного в службе и заработке.

Синьков решил действовать. Встреча с Коротковым поможет ему сделать эту батарею послушным орудием в его руках.

Поэтому стремление Дефоржа сблизиться с ним огорчило Синькова. Еще ни слова не было сказано, но он уже чувствовал, что это — апелляция к офицерской солидарности. Дефорж и командир дивизиона Малиновский — это грызуны, которые работают рядом и, как казалось Синькову, слишком шумно. Если они так быстро почувствовали в нем своего, то недорого же стоит одетая Синьковым маска.