Литургия красоты. Стихийные гимны

Где всюду черный цвет волос,—

В сияньи белокурых грез,

Испанка-нимфа, одиноко,

Порой возникнет — и на вас

Струит огонь зеленых глаз.

Всего красивей черный цвет

В зрачках зеленых глаз.

Где водный свет? Его уж нет.

Лишь черный есть алмаз!

Зелено-бледная вода,

Русалочий затон,—

О, не одна здесь спит беда,

И чуток этот сон.

И каждый миг, и каждый час

Воздушный изумруд,

Воздушный цвет зеленых глаз

Поет мечте: «Я тут!»

Зрачек растет, и жадный свет

Зовет, берет, светясь.

Где целый мир? Его уж нет,

Лишь черный есть алмаз!

СИНИЙ

Пустынями эфирными, эфирными-сапфирными,

Скитается бесчисленность различно-светлых звезд.

Над этими пространствами, то бурными, то мирными,

Душою ощущается в Эдем ведущий мост.

Зовется ли он Радугой, навек тысячецветною,

Зовется ли иначе как, значения в том нет.

Но синий цвет — небесный цвет, и грезою ответною

Просящему сознанию дает он ряд примет.

Примет лазурно-радостных нам в буднях много светится,

И пусть, как Море синее, дороги далеки,

«Дойдешь», тебе вещает лен, там в Небе все отметится,

«Дойдешь», твердят глаза детей, и шепчут васильки.

НЕЖНО-ЛИЛОВЫЙ

Колокольчик на опушке леса,

С звонами, что внятны слуху фей,

Бархатисто-пышная завеса,

Возле лиловатых орхидей.

В лепете романса — цвет сирени,

Сад мечты, и в нем упавший лист,

В красочном контрасте — свет и тени,

На руке лилейной — аметист.

ФИОЛЕТОВЫЙ

Мне снилось множество цветов,

Багряных, алых, золотистых,

Сапфирно-синих лепестков,

И снов, застывших в аметистах.

Но между всех цветочных сил,

Я видел, в призрачной картине,

Что красный цвет внизу застыл,

А цвет зеленый — посредине.

Но выше — выше, в синеву,

Восходит множество фиалок,

И в сновиденьи наяву

Я вижу белый храм Весталок.

Их не встревожит зов ничей,

Им Ночь  моления внушает,

И взор фиалковых очей

В себе бездонность отражает.

И быстро, быстро, быстро — я

Несусь мечтою к ним, предельным,

В лесной пустыне Бытия

Забвенье пью фиалом цельным.

ХРУСТАЛЬНО-СЕРЕБРИСТЫЙ

Звуки лютни в свете лунном,

Словно сказка, неживые,

В сновиденьи многострунном

Слезы флейты звуковые.

Лики сонных белых лилий

В озерной зеркальной влаге,

Призрак ангелов, их крылий,

Сон царевны в лунной саге.

ОПАЛОВО-ЗИМНИЙ

Легкий слой чуть выпавшего снегa,

Серп Луны в лазури бледно-синей,

Сеть ветвей, узорная их нега,

Кружевом на всем — воздушный иней.

Духов серебристых замок стройный,

Сонмы фей в сплетеньях менуэта,

Танец блесток, матово-спокойный,

Бал снежинок, вымышленность света.

ГОЛУБОВАТО-БЕЛЫЙ И КРАСНОВАТО-СЕРЫЙ

Голубовато-белый и красновато-серый,

В дворце людского мозга два цвета-вещества.

Без них мы не имели б ни знания, ни веры,

Лишь с ними область чувства и наша мысль жива.

Чрез них нам ярко светят душевные эфиры,

Напевность ощущений слагается в узор.

В дворце людского мозгa играют скрипки, лиры,

И чудо-панорама струит просвет во взор

Во внутренних чертогах сокровища без меры,

Цветут, пьянят, чаруют — не день, не час, века —

Голубовато-белый и красновато-серый

В дворце людского мозга два странные цветка.

БЕЛЫЙ

Нарцисс, восторг самовлюбленности,

До боли сладостные сны,

Любовь — до смерти, до бездонности,

Всевластность чистой Белизны.

Нарцисс, забвенье жизни, жалости,

Желанье, страстность — до того,

Что в белом — в белом!— вспышка алости,

Забвенье лика своего.

Нарцисс, туман самовнушения,

Любовь к любви, вопрос-ответ,

Загадка Жизни, отражение,

Венчальный саван, белый цвет.

ЧЕРНЫЙ

Как ни странно это слышать, все же истина верна:—

Свет противник, мрак помощник прорастанию зерна.

Под землею призрак жизни должен выждать нужный срок,

Чтобы колос золотистый из него родиться мог.

В черной тьме биенье жизни, зелень бледная, росток,

Лишь за этим стебель, колос, пышность зерен,

                                         желтый сок.

Мировой цветок, который назван Солнцем меж людей,

Утомясь, уходит в горы, или в глубь ночных морей.

Но, побывши в сонном мраке, в час рассвета,

                                         после грез,

Он горит пышнее, чем маки, ярче самых пышных роз.

Черный уголь — символ жизни, а не смерти для меня:—

Был Огонь здесь, говорю я, будет вновь напев Огня,

И не черный ли нам уголь, чтоб украсить светлый час,

Из себя произрождает ярко-праздничный алмаз.

Все цвета в одном согласны входят все они —

                                             в цветы.

Черной тьме привет мой светлый мой светлый,

                                  в Литургии Красоты!

ЗАРЕВО МГНОВЕНИЙ

В закатном зареве мгновений, твоих или моих,

Я вижу, как сгорает гений, как возникает стих,

В закатном зареве мгновений докучный шум затих.

Воспламененное Светило ушло за грань морей,

И в тучах краски доживают всей роскошью своей,

Чего в них больше — аметистов, рубинов, янтарей?

К чему свой взор случайно склонишь, то даст тебе ответ,

В одном увидишь пламя счастья, в другом

                                        услышишь «Нет».

Но все, на что свой взгляд уронишь, восхвалит

                                          поздний свет.

Прозрачность, нежность, и чрезмерность, все слито

                                             в забытьи,

В последний раз мы их коснемся в предсмертном бытии,

И мы поймем, что эти краски —твои или мои

И мы поймем, как полнозвучно поет волна морей,

Когда дневное отшумело, и Ночь, во сне, бодрей,

И все ночное, незаметно, идет скорей, скорей.

Вот, все воздушней аметисты, рубины, янтари,