Люба, любовь и прочие неприятности (СИ)

Я иду по коридору, медленно отступаю от Любы, не отводя от неё взгляда, она так же медленно идёт за мной. Упираюсь спиной в дверь. Полумрак, тихо, я вижу, как у Любы грудь вздымается.

— Уходи, пожалуйста, — просит она.

— Почему? Ты просто объясни. Ты же меня хочешь не меньше, чем я тебя.

— И что? Миллион долларов я тоже хочу, но прекрасно обхожусь без него.

Я просовываю палец под пояс грубых джинсовых шорт и подтягиваю Любу ближе к себе. Так она и делает этот шажок, на прицепе. Теперь мы прямо напротив друг друга, между нами — несколько сантиметров.

— Хочешь, дам? — спрашиваю я. — И миллион долларов, и себя?

Так близко она ко мне, глаза в глаза. В прихожей полумрак, который не в силах разогнать одна тусклая лампочка под потолком, я не могу разглядеть что там, в её глазах. Хочется думать, что в них желание. Может даже дикое, ничем не прикрытое… эк меня попёрло. И да, я знаю, что она меня прогонит и все равно… а может даже именно поэтому я подтягиваю её к себе вплотную. Так близко, что ловлю её дыхание. И её целую, нет, но наглею конкретно — подкрадываюсь ладонями под майку. Осторожно, они лежат на пояснице, не выше, не ниже. Любку главное не спугнуть.

— Ха…

Хабаров, наверняка хотела сказать она. Но не успела. Я подумал, что она такого расскажет, что я ещё не слышал? Вот ещё… Заткнул я её поцелуем, самый действенный метод. Вот когда я целовал Любу, что к сожалению случалось не так часто, как мне хотелось, я в принципе начинал понимать зачем люди целуются. Поцелуй с Любой, это когда мало. Хочется ещё и ещё… И член брюки натягивает до боли, и рычать хочется, но низзя — рот занят. Вот, что такое поцелуи с Любой.

Наш поцелуй длится… хрен его знает сколько, говорил же уже, сколько не целуй — мало. И я чувствую, что она собирается отстраниться, но я не готов, прижимаю упрямицу к себе, даю рукам воли…

— Хабаров, — вырывается она. — Хабаров, нет! У меня ребёнок спит в соседней комнате!

Слово ребёнок пробивается в мозг словно через толстый слой ваты. Я как раз прикидывал, трахнуть Любку прямо на полу, или таки проявить силу воли и донести до комнаты и нате — ребёнок. И правда же, есть ребёнок. Девочка, спит, сам принёс. И стонать хочется от огорчения. И уговаривать… Но нет, до такой степени я не пал. Все будет, нужно только чуточку подождать. А ребёнок… Я вдруг остро стал понимать сторонников чайлдфи.

— Зараза ты, — говорю я, беззлобно впрочем.

Беззлобно, потому что понимаю — за этот вечер я продвинулся за этот вечер больше, чем за десяток лет. Я почти умиротворен. Ещё бы член уложить и вообще прекрасно.

— Зато ты, Хабаров, молодец.

Я широко улыбаюсь, чего скрывать? И правда ж молодец…

— Я тебе приснюсь, — предупреждаю я. — И сон будет очень неприличным, имей ввиду.

— Иди уже…

И дверь открывает, даже книксен отвешивает. Я проходя мимо ловлю её лицо за подбородок и коротко, но крепко чмокаю Любку в губы. И ухожу, посвитывая.

— Утром сон расскажешь?

Дверь закрылась и оставила меня в кромешной темноте. Ну и хрен с ним, все равно настроение отличное. Иду, вдруг спотыкаюсь, падаю на нечто твёрдое, бугристое, пахнущее землёй и точно инородное, утром никаких препятствий я здесь не видел. Щупаю — морковь. Морковь, бля! Целая гора. И я лежу на этой горе моркови и смеюсь, хорошо, что дурку вызвать некому.

Глава 11. Люба

В аду наверняка заведён персональный котёл для таких мужиков, как Хабаров. Но я уверена, что и там они устроятся с самым превеликим комфортом — среди местной нечисти наверняка есть особи женского пола. А следовательно, им наступил пиздец. Как мне. Как всем бабам.

Я дверь за Хабаровым закрыла и заперла на все замки. Еле как подавила соблазн проглотить ключ — постучит если вернувшись, я ведь пущу… остановило меня то, что все равно есть три запасных ключа, а глотать столько железа наверняка для пищеварения не полезно. И потом, первый этаж, окна… Я слышала, как Хабаров смеётся. Вот чего он ржёт, победу надо мной празднует? Так я ещё не сдалась…

Затем прокралась к окну и тихонько выглянула за занавеску. Двор мой темен, но на по пути к дороге он попадёт под свет, который падает от уличного фонаря. Попал. Идёт и морковку грызёт, гад. Морковь ещё такая… неприлично гигантская. Хотя, мне сейчас все неприлично, я когда сексом занималась в последний раз? И вспомнить то не могу.

Заглянула к Маришке — спит, раскинувшись поперёк дивана. Всё хорошо, все под контролем. В душе включила воду попрохладнее. Раздевшись обнаружила то, что в принципе и так чувствовала — трусы мокрые. И внизу живота тянет буквально. И свихнувшийся рассудок шепчет — ну, чего ты ломаешься… переспи с ним разок. В конце концов, хотя бы для здоровья…

— Нет, — сказала я своему рассудку и отражению. — Я знаю, чем этот разок закончится.