Люби, Рапунцель (СИ)

Застывший над беднягой-ассистентом Фаниль и правда был на грани эмоционального экстаза. Открыв рот и заграбастав в кулачки шевелюру Петро, Фаниль сиял, искрил и явно готов был подзаряжать своей энергетикой сразу все подстанции мира.

– Воу, какие сцены! – заохал он. – Какой Глебушек-воробушек. А этот новый солидный мужчина – просто мяу! А ты, Яшенька, моя принцессочка… Я щас вспыхну, ей-богу…

– Щас он блеванет радугой, – предупредил Петро. – Все, отступайте.

– Может, ему помочь? – Даня хотела воспользоваться этим предлогом, чтобы сбежать от Якова, который сегодня был невероятно настойчивым. Просто сам не свой! Но не вышло. Она и вдохнуть не успела, как Левицкий уже тащил ее сквозь толпу. Все расступались перед ним, будто он был каким-то чертовым божественным творением.

– Стой, нет, да погоди ты! Прекрати! Хватит!

Снова рывок. Яков потянул ее к себе и надавил ладонью на затылок. Их лбы соприкоснулись.

«Мне нравится платье», – услышала она его шепот.

Где-то далеко начала играть новая композиция.

«Бесишь, Принцесса. Ты же заставил меня его надеть». – Даня скосила глаза. Каким-то образом они оказались в первом ряду, окружающим большое пустое пространство.

Взгляды присутствующих сосредоточились на них. А все потому, что Яков вышел вперед – прямо к центру этого круга пространства.

И потянул ее за собой.

«Нет! Нет! Нет! Не может быть! Он же не собирается делать это публично?!»

Through out the life that I’ve been living

I’ve never felt this way before… (Saidian – ‘Once In My Dreams’)

«За всю прожитую жизнь

Я никогда не чувствовал этого раньше…»

Глава 4. СКВОЗЬ ГРЕЗЫ

Собственный словарный запас ругательств изумил Даню. Она и представить не могла, что знает столько «плохих» выражений. Однако успев перебрать их в голове раза три, девушка удостоверилась в наличии у себя таланта к сквернословию. Жаль только, нельзя было все это разом высказать прямо в хорошенькую мордочку Якова Левицкого. Взять и вылить ушат словесных помоев на маленькие миленькие ушки. А потом добавить пинка прямо по точеной попке.

«Блин, надо уже определиться, или я его ругаю и хочу прибить, или наслаждаюсь его отдельными миленькими частями тела. – Дане жутко поплохело. Диссонанс эмоций бил по ее существу с силой водопада, откалывающего от камней куски. – Я даже не могу нормально разозлиться».

Яков наконец отпустил ее руку. Даня в ужасе застыла.

Невероятно. Кошмарно.

Ничуть не смущаясь. Ни на миг не задумавшись. Он сделал их центром всеобщего внимания.

«О, как же я хочу провалиться под пол. А еще сильнее – рвануть прочь. – Тело сковало холодом. Показалось, что вся сила кондиционеров сосредоточилась на ней одной. Даня ощутила, как начали дрожать колени, а потом дрожь передалась и рукам. – Я в панике. Не могу… Не могу успокоиться. Он привык к вниманию, привык к свету и публике. Но я-то нет! Я сейчас… не знаю».

Взгляд скользнул по толпе и нашел Глеба. Его сдержанность куда-то испарилась. Дышал слишком часто, а на лице застыло беспокойство. И смотрел он прямо на нее.

«Кажется, что сейчас выбежит сюда… – отстранено подумала Даня. И тут же встрепенулась. – Все из-за меня. Он наверняка видит панику на моем лице. Нет, нельзя. Если Левин выйдет в круг, это будет нечто унизительное… Так, сосредоточься».

Даня улыбнулась. Глеб замедлился и затормозил на границе круга.

«Надо же, – устало размышляла Даня, старательно удерживая улыбку. – А Глеб ведь на самом деле намного эмоциональнее, чем хочет показаться. И чувствительнее…»

Перед глазами что-то мелькнуло. Мощным взмахом руки, Яков отправил сдернутый с плеч бирюзовый пиджак точно в сторону Левина. Глеб на автомате поймал его и в замешательстве уставился на племянника.

Новая волна ужасного осознания накрыла Даню. Все то, что вытворял сейчас Яков, не было запланировано. Гендиректор Левин не давал подобных указаний и совершенно не понимал, что собирался сделать мальчишка.

А значит… ситуацию никто не контролировал.

Ни Глеб Левин, ни Даниэла Шацкая.

Никто не контролировал Якова Левицкого!

True love to me was never given

I thought I’d live and die alone

«Так и не познав истинной любви,

Я думал, что мой удел – одиночество…»

Слова песни прорывались сквозь дымку ужаса. И от понимания их значения Даню затрясло сильнее.

«Сколько мы уже стоим здесь? Кажется, целую вечность. Если выскочили, то должны что-то сделать? Уже и песня началась. Какая-то баллада… Хотя сомневаюсь, что смогу двинуться. Ноги ватные».

Недалеко от Глеба к импровизированной сцене пробрался Владимир.

«Ух ты, какое у него забавное выражение. – Мысли превратились в вялый поток. – Ни разу еще такого не видела. Один большой вопросительный знак. Он просто не понимает, что здесь происходит. Я, впрочем, тоже. Смешно, но сил похохотать нет. По-моему, я уже даже не улыбаюсь. Кто-нибудь, вытащите меня отсюда!»