Люби сильнее

Под моими пальцами уже вовсю хлюпает. Слышу это и ожидаемо сильнее распаляюсь. Хотя куда уж… Вашу мать… Выбивает пульс за пределы допустимого. Не знаю, откуда столько крови по телу гуляет, если кажется, что она вся там, в Марусиной руке.

Я прошел часть жестокой межнациональной войны, награжден орденом отличия, и прочими званиями удостоен… Сейчас же, походу, собираюсь кончить в штаны.

Похрен.

Марусю все сильнее трясет. Особенно, когда приближаю палец к лону. Подбираюсь к манящему жаром и влагой входу, но не наглею. Она же каждый раз замирает и исходит выразительной дрожью.

Ее ладонь… То сдавливает член, то с нажимом через шорты гладит. Кроме шлепков в святошиных трусах, звуков голодных поцелуев, смеженных сдавленных стонов и срывающегося дыхания, в воздух поднимается трескучий шорох ткани.

Когда в очередной раз скольжу пальцем к подрагивающей дырочке, Маруся не выдерживает, отрывается и умоляюще выпаливает:

– О Боже, Ярик, просто засунь его в меня!

– Что? – смеюсь, но даже этот ржач выходит чересчур хриплым и напряженным.

– Палец… Пожалуйста, Ярик…

Кажется, она забывает, что тут действительно не лучшее место для подобных телодвижений.

Невыносимо жарко становится. Чувствую, как спина и грудь испариной покрываются. Одежда начинает липнуть.

– Почему ты не просила об этом ночью? – выдыхаю практически ей в губы. – Тогда бы я сунул в тебя не только палец.

Скользнув внутрь ее горячего лона, неосознанно дыхание теряю.

Сука, как же это прекрасно! Земной рай, если я что-либо понимаю во всей этой религиозной и романтической ерунде.

Твою мать… Твою мать… Твою же ж ма-а-ать…

Прикрываю на миг глаза. Возобновляя легочную вентиляцию, стараюсь звучать чуть менее дико, чем южноафриканское парнокопытное в брачный период.

– О-о-о… Мм-м… Яричек… – мычит Маруся довольно.

Приподнимаю потяжелевшие веки, чтобы лицезреть ее сытую мордаху. Только момент, очевидно, безвозвратно утерян. Святоша, это милейшее создание, встречает меня какой-то яростной злобой.

Какого черта я за пять секунд пропустил?

– Что не так?

– Ты бросаешь меня!

– Дура ты, – выдаю якобы спокойно. В это время внутри на куски рвет. – Не бросаю. Наоборот.

Прижимаясь губами к ее шее, лижу и кусаю. Тяну из ее лона палец и обратно толкаю.

– Яр-р-р-р…

– Блядь, не так же громко, святоша…

– Ш-ш-ш… Ох… – никак не может выровнять дыхание. – О Бо-о-оже… Я не хочу замуж!

Все эти звуки и отчаянные заявления вываливает, пока я, обливаясь потом, старательно трахаю ее пальцем.

– Тебе кажется. Ты еще не думала.

– О-о, Яр-и-ик… Так нечестно. Так, мать твою, нечестно!

– Угу. Согласен. Извиняй, Маруся.

– Какой же ты… Ярик… О, мой Ярик… Яричек…

Если бы не чувствовал пальцами, безошибочно распознал бы момент, когда Титошу накрывает удовольствием. Она так трясется, все мышцы вибрацией идут. Закрывая ее рот поцелуем, глотаю крики и стоны.

Все мои полусбитые анализаторы устремляются на переработку того, как туго Маруся сжимает мой палец, как обильно по нему сочится влага ее наслаждения. Сам всем телом содрогаюсь. Тяжело и хрипло выдыхая, испытываю мимолетное малодушное облегчение, что шорты черные. Кроме Маруси, которая наверняка ощущает через плащовку приплыв семени, никто не догадается, что чемпион и вояка Градский кончает в штаны.

Какое-то время молчим. Отлепляем друг от друга руки, но объятия не ослабляем. Касаемся, но уже без пошлости. Даем себе отдышаться и прийти в относительную норму. Разболтало так, что полноценное обновление произойдет очень нескоро.

– Соглашайся, – подытоживаю, как только обретаю возможность говорить. – Буду каждый день тебя трогать, – агрессивная рекламная кампания в действии. – И трахать, пока не дойдет до криков.

– Молчи… Мм-м… Каких криков?

– «Ярик, ты меня за… замучил!» – вполне успешно пародирую звонкий Марусин голосок.

Она протяжно вздыхает и прыскает от смеха. Но длится это недолго. Вздрогнув, морщится с такой мукой, кажется, будто вот-вот расплачется. Хоть и слабо расшифровываю всю канитель ее эмоций, в груди сходу сжимается и без того перегруженное сердце.

– Молчи…

– Сама молчи.

– Градский, ты опять меня обманул, – идет в наступление с очевидной обидой. – Сначала дружба, встречи, этот отдых… И вот! Ты снова уходишь… Снова меня бросаешь...

Пытается оттолкнуть. Не позволяю.

– Не бросаю. Буду тебя ждать, Маруся.

– Очень? – уточняет первым делом. Потом, будто спохватившись, из огня в полымя бросается: – Ярик… Я тебя… Ненавижу тебя, Яр…

И меня, как обычно, попутно втягивает.

Сглатываю. Медленно вдыхаю через нос. Ловлю пальцами ее подбородок, чересчур жестко сжимаю.

– Не говори так, Маруся, – прошу со всей серьезностью. Долго в глаза смотрю, хочу, чтобы доперла, наконец, насколько это меня вспарывает. – Больше никогда так не говори.

Вижу, что доходит.

– Прости, прости… – молит горячим шепотом. – Мне просто… Больно очень…

– Пусть не болит, – все, что могу сказать. – Приходи ко мне, Маруся. Придешь? – снова упираясь лбом в ее переносицу, взглядом все чувства выдаю.

– Ярик… Прости… Сейчас нет… Я хочу домой. Побыть одной. И вообще. Ты неправ. Надеюсь, поймешь это и напишешь мне.