Инстинктивно напрягаюсь еще до того, как она командует:
– Открой.
– Может, хоть из магазина выйдем?
Мотает головой.
– Здесь, – настаивает моя маньячка. – Мне еще в канцелярку нужно заглянуть.
– На хрена тебе ночью канцелярка?
– Надо!
– Откуда такая срочность?
– Надо!
В отделе канцелярии Маруся уделяет крайне мало внимания товарам. Добравшись до середины ряда, оседает задницей прямиком на плитку. Подпирая полку, вскрывает мороженое и разрывает упаковку с ложками. Вытягивает сразу две, маячит ими в воздухе, будто разноцветными флажками, и оглушающим шепотом подзывает: «Ярик, Ярик…»
Охреневаю, естественно. Торможу рядом. Несколько раз моргаю, сдавленно перевожу дыхание и, в конце концов, приземляюсь рядом.
– Если охранник вызовет полицию, нас закроют, и это будет уважительной причиной, чтобы не появиться на венчании, – выдает Машка шепотом, пока я открываю вино.
Таращусь на нее недолго. Включаюсь, как всегда.
– Ты прикалываешься? – готов к любому ответу. Иду не просто соучастником, бразды лидера на себя перенимаю. – План дилетанта, святоша, – качаю головой.
– Почему это?
– Когда охранник нас тут поймает, он лишь потребует пройти на кассу и оплатить товар. Чтобы загребли в отделение, нужно что-нибудь разбомбить, – с видом знатока ухмыляюсь.
Маруся щурит глаза, отпивает из горла вино, морщится и на серьезных щах выдает:
– А если мы откажемся платить?
– Не гони, – отсекаю, врубаясь в то, что она реально ищет пути отступления. – Ты загубишь мою дорогу в органы.
– Правда? Ты собираешься?
Жадно прикладываюсь к переданной бутылке. Пока святоша наворачивает мороженое, прикидываю, что делать дальше.
– Нет, – не хочу примешивать в наши и без того сложные отношения вранье. – Не собираюсь. Спорт тоже думаю слить.
– Значит, останешься в «СтройГраде»?
Окончательного решения так и не принял. К этой теме вырулил без подготовки.
– Кто-то ведь должен, – пожимаю плечами.
И внимательно слежу за реакцией Маруси.
Она удивляет.
– Можно я, когда закончу универ, тоже к вам? С тобой хочу…
Блядь, ведь правда еще не думал, как и что, а святоша так все повернула, что я ее стараниями яркие долгосрочные перспективы рисую.
– Можно.
Маруся счастливо улыбается, а я на автомате подношу к губам бутылку. Совершаю большой глоток вина и наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать. Она, пискнув от неожиданности, резко дергается и что-то сваливает с полки. Смеется и обратно ко мне бросается. Закидывая руки за шею, сама ртом прижимается.
Сердце тут же срывается и наполняет грудь жарким томлением.
– Тихо ты… Завалимся… – шепчу в промежутках между дикими поцелуями.
– А я хочу тебя завалить… – учащенно дышит, но, помимо поцелуев, умудряется еще и смеяться.
Будто с цепи сорвалась. Не понимает, где мы находимся. Целует так, что я и сам забываю. Ладонью по джинсам моим курсирует. Члена не касается. Но в опасной близости трется, словно специально дразнится.
– Титоша, бля… Тормозни…
– Нет… Целуй меня… Целуй…
Целую, конечно. Сжимая затылок, сливаю ее лицо со своим. Пожираю сладкие и пухлые губы.
– Это мороженое такое холодное, а вино такое пьянящее… Уф… Грей меня… Грей…
Сцепляясь ртами, смещаемся и снова что-то скидываем на пол. Слишком много шума в пустом зале производим.
– Святоша… – мягко ее отпихиваю.
Она усмехается, и пока я, как придурок, пялюсь на ее раскрасневшиеся губы, вопрошает самым невинным голоском:
– А за секс в общественном месте могут закрыть?
– Маруся, твою мать… – выдыхаю почти со стоном.
– Что? – и хохочет. – Я аморальная, ды-а-а?
– Домой пошли, аморальная, – поднимаясь, вздергиваю ее за собой.
– Я не хочу домой…
– Давай, давай, – собираю устроенный нами беспредел, хватаю ее за руку и решительно веду в сторону касс. – По дороге тебе кое-что покажу, – умасливаю, зная, что Машке нужна эта пилюля.
– Последний раз, когда я это слышала… Ой-й, охрана! – так орет, будто мы реально что-то противозаконное сотворили.
Охранник и без того, очевидно, шел с целью проверки. Уж слишком долго нас не было. После верещания и вовсе капитально напрягается.
– Все нормально, мужик. Мы платим и уходим, – иду на опережение. – Держи на пиво и прости за беспокойство, – сую ему двухсотку.
Мысленно возлагаю трехэтажные народные молитвы, чтобы Маруся не выкинула перед ним какой-то финт. К счастью, срабатывает. Молчит она до самой кассы. Там вновь расходится. Срывает с витрины огромную упаковку презервативов, тюбик крема и две шоколадки. Выкладывая на ленту, мило улыбается заметно взмокшей в нашем присутствии кассирше.
– Вы нас узнали! – восклицает Титоша в притворной панике. – Вот это палево, ух!
Тетка застывает, словно ее на паузу поставили. Бегают только глаза: от Машки ко мне. Представляю, как вертятся шестеренки в ее застывшем мозгу, пока она пытается идентифицировать в нас каких-то важных персон.
– Уймись, – выдергиваю у Маруси из рук вторую упаковку «Дюрекса» и возвращаю обратно.
– Но эти с запахом клубнички!
– Я тебе без них дома «клубнику» устрою.
– Ладно… Но очки не отдам, – цепляет на нос солнцезащитные вайфареры. – Меня уже и так все узнали. Ужас-ужас!
– Маруся… Матом тебя прошу, успокойся.