Он впился взглядом в старика… Он представлял себе его моложе. Ровесником генерала почему-то. Этому было за восемьдесят. Живет один, внезапно понял он. Вид неухоженный, в нос пахнуло запахом несвежего белья. Тяжелый застоявшийся дух в квартире заставил Андрея сглотнуть, преодолевая подступившую к горлу тошноту.
Он знал этого человека. Он помнил его здоровым и крепким мужиком, звероватый взгляд его помнил…
…Старика не нужно было понукать. Он истосковался по общению. Ему было что сказать. Ему льстило, что его слушают.
Он говорил торопливо и жадно. Так же как и ел. Андрей захватил бутылку водки и копченое мясо, догадался.
– Режимный объект, – говорил старик, понижая голос. И тут же вскрикивал: – Выродки! Нелюдь! Отродье!
Они же тебя выворачивали наизнанку, как шкуру, влазили в душу, они же все про тебя знали. Эта паршивка Мария… Сторож, говорит, а где брат твой, Сторож?
Сторож!
– На них опыты ставили, как на зверях, – старик давился мясом, брызгал слюной. Он опьянел как-то сразу, навалился грудью на стол, обдавал гостя нечистым дыханием. – Звери и были… бездушные. Хозяйка их боялась… Да и я, признаться… Как зыркнут… особенно один, не знаю который, я их не различал, да и вообще старался лишний раз не смотреть… душу не томить. Замри, кричит, Сторож. А у меня, поверишь, аж сомлело все внутри. Отомри, кричит! Лови меня, Сторож! Лет по пять, не больше. И похожи промеж себя, не отличишь. Трое мальцов и девка… Родные вроде как… хотя кто их там знал. Страшно было, а работали. Глаза отведешь, бывало, и по стеночке, по стеночке, а ночью, когда нет дежурства, запрешься в своей комнате… А в увольнительной можно и по этому самому делу… – Он провел рукой по горлу. – Расслабиться. Мне бы, дураку, уйти вовремя, ну, там, комиссоваться по болезни, придумать чего, не старый еще был, да все жадность проклятая… Не может человек ничего против жадности! Потому как слаб. А там платили хорошо и работа не пыльная, как ни крути. А где лучше? Везде плохо, везде корячиться надо…
Старик задумался, глядя в стол. Похоже, напрочь забыл о госте.
– А ты из какой газеты будешь? – спросил он вдруг, всматриваясь в лицо Андрея. – Надумаешь писать, фамилию мою не называй, ни к чему. Секретный объект, не пришло время… и не придет никогда. А не надумаешь, так оно и лучше для всех. Молодой ты еще, непуганый, ни хрена не понимаешь. Все вы ни хрена не понимаете. С этим осторожно надо, а то вы в своих газетах… почем зря, совсем совесть потеряли…
Его обычная подозрительность уже просыпалась в нем. Порыв прошел. Он устал и опьянел. Ему хотелось остаться одному.
– Иди, парень, иди. Послушай, – вспомнил он, – а мы ж вроде на завтра сговорились? Ну да, на завтра! Или нет? Совсем память никуда стала…
Он взглянул на Андрея выцветшими старыми глазами, в которых вдруг промелькнуло что-то… воспоминание, догадка… И тут же отвернулся, чтобы скрыть замешательство, остро желая только одного – чтобы нежеланный гость поскорее убрался восвояси. Он возился с дверными запорами, торчали тощие лопатки под линялой рубахой, напрягалась коричневая жилистая шея. Андрей протянул руку к шее старика, сжал пальцы…
Режимный объект? Конечно! Вот вам и точка пересечения с генералом Колобовым. Вот и раскрылась тайна. Вернее, приоткрылась. Как сказал Сторож – по объездной на север, сорок второй километр, сразу за мостом, а потом в глубь леса…
Кем был тогда генерал – ясно. А кем был он, Андрей? И остальные? Братья и сестра? Четверо выродков, которые влазили в душу… «Звери!» – сказал Сторож. Бездушные звери, на которых ставили опыты, которых опутывали проводами… Дети с паранормальными свойствами? Ясновидящие? Выродки… «Нелюдь!» – сказал Сторож, который до сих пор, почти через тридцать лет, испытывает страх и беспокойство, вспоминая…
Что же это было, раздумывал он. Генетически модифицированные дети? ГМ-выродки? Разработка оптимальной модели
А где остальные? Я их не различал, сказал Сторож. Они же все были одинаковые. Один из мальцов помер, сказал Сторож. Сердце не выдержало. Учитель аж черный ходил, он с ними все время возился. Любил их. Потом и Главный ушел следом, тоже сердце. Переживал сильно…