Любимая муза Карла Брюллова

Он так погрузился в размышления, что не сразу почувствовал: атмосфера вокруг него вновь изменилась. Теперь Эммануил находился в каком-то теплом помещении, где сильно пахло розами. Все было настолько пропитано их ароматом, что ему показалось, будто его принесли в оранжерею.

Наконец Сен-При поставили на ноги, развязали их и сняли с тела опутывавшие его веревки. Вытащили кляп изо рта и поднесли воды.

В первую минуту Эммануил с трудом двигал онемевшими челюстями, а потом с наслаждением напился из поднесенной кружки.

Руки его, впрочем, оставались стянутыми за спиной, а глаза – завязанными.

Сен-При слышал удаляющиеся мужские шаги, а потом где-то вдали захлопнулась дверь.

Он стоял с чуточку кружащейся головой, насторожившись, пытаясь уловить хоть какой-то звук.

Вокруг царила полная тишина, напоенная ароматом роз, и Сен-При вздрогнул, будто от выстрела, когда до него донесся женский голос, пропевший причудливую музыкальную фразу, а потом речитатив:

О, как безрассудна, о, как беспощадна любовь…

Подсуден ли тот, кто под властью еесовершит преступленье?Отыщет ли кто хоть одно оправданье ему?Поверит ли в тяготы страсти,безумные муки – ну хоть на мгновенье?

Неодолим гнет любви, неодолимо влеченье.Не видеть любимую – мука,не видеть любимого – горе,И легче погибнуть, чем в невозможностьПоверитьБлаженства грядущего – ну хоть на мгновенье…

Голос был низок и прекрасен, музыка восхитительна. Меломан Сен-При тотчас узнал арию Октавии из модной оперы Пачини «Последний день Помпеи».

Образ разбойной крестьянки развеялся как дым. Петь по-итальянски, да так, словно над голосом потрудились ведущие оперные профессора?!

Ей хоть сейчас на сцену!

Но кто же она?

Поющий голос приближался, затем напев оборвался очаровательным смешком, и Сен-При ощутил, что кто-то стоит за его спиной. Он хотел обернуться, но ощутил горячие пальцы на своих запястьях.

Ничего не видя, он весь обратился в слух и осязание. Пальцы осторожно, виток за витком, снимали грубую веревку с запястий Сен-При, то и дело касаясь его ладоней, и, как ни устали его руки от пут, как ни затекли они, эти касания не могли не волновать поручика. Он уже почувствовал, что вреда ему здесь причинено не будет, и весь отдался удивительным ощущениям, которые пробуждали в нем эти прикосновения.

Наконец руки его были свободны от пут, но не от пальцев, которые то сильно, то нежно, поглаживали усталые запястья, разминали их, заставляя кровь бежать быстрее.

К тому времени, как незнакомка отпустила его руки, Сен-При был совершенно вне себя от загадочности происходившего и… и от возбуждения.

Не осталось даже воспоминания о боли и страхе. Осталось только желание.

Одним рывком Эммануил сорвал с глаз повязку и резко повернулся.

Но ничего не увидел: кругом царила поистине кромешная тьма. А через миг жаркие губы прильнули к его губам.

Сен-При ощутил, как руки женщины срывают с него ментик, потом проворно расстегивают доломан [10], а вслед за этим к его сорочке прижалась нагая грудь – и это была такая грудь, что Сен-При лишился остатков рассудка.

Последним связным воспоминанием молодого поручика было то, что одной рукой он прижимает к себе чье-то обнаженное тело, а другой пытается справиться с рейтузами, которые уже были готовы лопнуть от переполнявшего чресла его желания.

Неаполь, 1819 год

Это случилось в чудесный итальянский летний полдень, сверкающий солнцем и оглушающий жарой всякого непривычного к ней человека. Впрочем, даже неаполитанцы старались держаться в тени. Но Литта, который всегда зябнул в сыром, переменчивом и неуютном климате Санкт-Петербурга, в Неаполе чувствовал себя преотлично и с удовольствием выезжал в любое время дня любоваться красотой гавани и видом на дремлющий Везувий, восхититься видом острова Капри на горизонте, проехаться мимо королевских дворцов, пышных и роскошных, пожелать счастья молодоженам, которые только что повенчались в церкви Сант-Кьяра в надежде, что святая Клара Ассизская будет покровительствовать их семейному благополучию, помолиться у входа в катакомбы Сан-Гаудиозо, некогда бывшими убежищем первых христиан, и напоследок непременно заглянуть в прохладное и таинственное здание музея Бурбонов и Королевской библиотеки. Сюда недавно были перенесены коллекции семьи Фарнезе и предметы, обнаруженные при раскопках древних городов, некогда погребенных и уничтоженных при извержении Везувия.